Адвокат, казалось, достиг состояния полного экстаза. Голос его прямо-таки гремел, сотрясая стены кабинета:
— Мисс Рентон берет со стола «слив-ган» и начинает рассматривать его. В ее голове и мысли не возникает, что в руках у нее оружие. Мандра не в силах более управлять собой и скрывать свои истинные намерения. Он делает Синтии гнусное предложение. Синтия в ужасе шарахается от него, но Мандре удается схватить ее. Завязывается борьба. Мандра рвет платье на плече у Синтии. Она вскрикивает, пытается оттолкнуть его от себя. От нечистых мыслей и физического напряжения руки Мандры покрываются потом. Эти влажные, потные руки скользят по гладкой коже на обнаженном плече Синтии, перехватывают запястье девушки, потом ее пальцы и начинают с невероятной силой сдавливать их. Она снова вскрикивает оттого, что Мандра изо всей силы придавливает ее пальцы к выпирающему из «слив-гана» медному затвору. Бедное невинное дитя, она не знает ни того, что в руках у нее смертоносное оружие, ни тем более того, что собачка, к которой прижимает ее пальцы Мандра, вот-вот выпустит смертельную стрелу. Мандра еще сильней сжимает ее пальцы. Вдруг раздается какой-то свистящий звук. Синтия ощущает странный толчок. Мандра валится в кресло. Она смотрит на него — он мертв.
Хоулэнд сделал театральную паузу.
— И вы собираетесь защищать Синтию таким образом? — воскликнул Клейн.
— Боюсь, что вы неправильно поняли меня, — возразил Хоулэнд. — Я ведь действую всего лишь как поверенный мисс Рентон.
— Но этот рассказ совершенно неправдоподобен. — Напротив, очень даже правдоподобен. А вот тот, что мисс Рентон предложила в самом начале, действительно не выдерживает никакой критики. И кто только посоветовал ей сочинить все это? Неважный был у нее советчик. Н-да, неважный… После того как Хуанита Мандра забрала портрет и покинула квартиру мужа, она поймала на улице такси и доехала на нем до дома. Этого-то и не учла Синтия. Мне же мысль о такси пришла в голову сразу, как только я стал разбираться, что же произошло в ту ночь на самом деле. Ничего не поделаешь, мистер Клейн, непрофессионал просто не способен оценить всю ситуацию целиком, он видит лишь отдельные фрагменты. Я же, будучи профессиональным адвокатом, сразу подумал, что женщина, которая забрала портрет из квартиры Мандры, не станет, подобно продавщице пирожков, тащиться по улице с картиной. Поэтому вполне логично было предположить, что женщина эта воспользовалась услугами такси. Та же самая мысль пришла в голову полицейским. Этот Мэллоу — человек умный, к тому же хитрый, как дьявол. Он немедленно приступил к поискам таксиста, в машину которого той ночью около дома Мандры села женщина. Поиски продолжались недолго. Таксиста нашли. Вчера поздно ночью в Хуаните Мандре он опознал женщину, которая села тогда в его такси. Он утверждает, что произошло это в шесть минут третьего, что адрес, который она назвала, в точности соответствует адресу, по которому она проживает, что расплатилась она с таксистом двадцатидолларовой бумажкой, которую достала из чулка, что назвала эти деньги «шальными». Не удивительно, что и портрет, и сама женщина, и чулок, и деньги, которые пришлось разменивать, не могли не произвести на таксиста неизгладимого впечатления. Следовательно, в свете всех этих новых фактов попытка мисс Рентон настаивать на первоначальной версии была бы равносильна самоубийству. Свой рассказ она должна изменить таким образом, чтобы привлечь к себе интерес публики, ее симпатии и сочувствие. Тот вариант, который я вам тут вкратце изложил, представляется мне очень даже убедительным. К нему ни с какой стороны не подкопаешься, к тому же он имеет целый ряд других преимуществ. Мисс Рентон молода и привлекательна. И вот когда она предстанет перед судом, эта хорошенькая женщина с красивыми ножками, обтянутыми тоненькими чулочками, и, закрыв лицо руками, прерывающимся от рыданий голосом поведает присяжным свою историю — неужели же они не оправдают ее?!
Улыбаясь во весь рот, Хоулэнд посмотрел на Терри.
— И вы пригласили сюда всех этих свидетелей, чтобы рассказать им этот ваш вариант и научить их, что говорить на суде? — спросил Клейн.
Холуэнд нахмурился.
— Боюсь, что, несмотря на все ваше юридическое образование, вы не очень хорошо представляете себе, мистер Клейн, в чем состоят обязанности поверенного. Я представляю интересы мисс Рентон. Это она рассказала мне о том, как все было в действительности. Я, естественно, собираюсь ввести свидетелей в курс дела с тем, чтобы на суде они смогли подтвердить рассказ мисс Рентон. Но я никогда не стану просить их искажать факты. Более того, если бы я узнал, что кто-нибудь из них попытается исказить хоть один факт, я сделал бы все от меня зависящее, чтобы не допустить этого. Итак, прежде всего я сообщу свидетелям то, что рассказала мне мисс Рентон. Я дам им понять, что все мы заинтересованы в том, чтобы ее оправдали. Я объясню им. что в свете последних событий, которые я тщательнейшим образом проанализировал, уже одно то, что мисс Рентон рассказала мне наконец всю правду, дает нам все основания надеяться на успех, потому что рассказ ее именно в той форме, в которой она изложила мне его, способен выдержать любую критику. Присяжным нравятся все эти рассказы про отчаянную борьбу слабой женщины против сильного мужчины. Что же касается эпизода со случайным выстрелом из «слив-гана», то и он, несомненно, прозвучит достаточно убедительно, особенно если принять во внимание тот факт, что молодая и наивная девушка, каковой и является мисс Рентон, оказалась в руках развратного осквернителя добродетели, распутника с развращенной душой.
Терри резким движением поднялся с кресла.
— Ну и ловкий же вы человек, — сказал он. — А главное, к вам никак не подобраться. Альма Рентон солжет, чтобы спасти свою сестру. Джордж Леверинг повторит все, что вы ему скажете. Но, ради всего святого, не делайте того, что вы собираетесь сделать! Я думаю о Синтии. Я, черт побери, постоянно думаю о ней. И я не хочу, чтобы она оказалась в том унизительном, гадком положении, в которое вы собираетесь ее поставить. Она — милый, чистый ребенок. А вы, с вашей сомнительной в нравственном отношении тактикой, просто забрызгаете ее грязью с ног до головы, грязью, которую после всей этой липкой, сладострастной атмосферы суда трудно будет отмыть. Присяжные, может быть, и оправдают Синтию, но ведь никто все равно не поверит в ее невиновность. Вам удастся добиться для Синтии оправдательного приговора, но вы раздавите в ней личность. О ее ногах будут писать все бульварные газетенки города. Меня тошнит при родной мысли об этом.