Был и ничего хорошего не суливший вывод: «Тов. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что: или партия должна предоставить тов. Троцкому фактически диктатуру в области хозяйства и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собой лишь право систематической дезорганизации ЦК в его трудной повседневной работе. Мы заявляем, что так же, как и прежде, Политбюро не может взять на себя ответственности за удовлетворение претензий тов. Троцкого на эту его диктатуру в хозяйственном руководстве, в дополнение к тем полномочиям, которые он уже имеет как предреввоенсовета. Наш долг сказать: за рискованные опыты в этой области мы ответственности взять на себя не можем».
Самое сложное — перешагнуть через собственный характер. Он, Троцкий, понимает, что надо бы перешагнуть, но не может. Вот и сейчас ему во что бы то ни стало хочется сделать некий комментарий. А зачем? Тогда просто констатируем. Во-первых, в трех строках эти умельцы из Политбюро три раза употребили слово «фактически». Разве это косвенно не свидетельствовало, что факты-то были обратные? Во-вторых, поводом ко всей этой партийной склоке послужил мотив важный — экономика, ценовая политика. Троцкий в своем письме в Политбюро в основном касался этого, партийная демократия шла попутно. А они все о том же!
Это было удивительное время, все решалось махом! Уже 25 октября состоялся пленум. Он, Троцкий, его сторонники, его идеи потерпели сокрушительное поражение. Из 114 человек выразили сочувствие к «человеку номер два в революции» лишь десятеро. Двое сочли возможным уклониться от проявления своей политической воли, воздержались. И 102 человека, в том числе и «представители», проголосовали против. Начался веселый и увлекательный гон.
Эта победа сталинского большинства была тем значительнее, что случилась она еще при жизни Ленина. Что же будет после смерти Ленина?
Невеселые мысли возникают на перегонах такого знакомого ему по гражданской войне железнодорожного пути на юг. Не радуют снег за окном, прикрывающий государственную нищету, мелькающие города, села на пригорках со стоящими в зимнем небе столбами дыма. Все казалось еще совсем недавно таким досягаемым и близким. Он на девять лет моложе Ленина. Вдоль железнодорожного полотна — не Европа, знакомая ему по эмиграции. Здесь все чужое: быт, дороги, грязные перроны, полуразрушенные вокзалы, незападные методы политической борьбы. Какая-то византийщина! Это интересно лишь как объект истории и тема для очередной книги. Все это надо прожить, чтобы потом описать.
Раздраженного последними неудачами, истерзанного температурами и собственными ошибками Троцкого не радует ничего. Сейчас у него только одно желание — постараться вынырнуть из болезни, и тогда уж он разделается со своими врагами. Он не очень умеет интриговать, плести кружева интриги, но он писатель — в этой сфере можно создать новые характеристики и по-другому осветить знакомые сюжеты.
Опять вспоминаются только что минувшие эпизоды. 7 ноября он отсутствовал на традиционном параде на Красной площади. Сразу все забурлило слухами. Ему, естественно, об этих слухах доложили. Прихлебателей и у него достаточно. Но причина была тривиальной — вождь номер два простудился на любимой своей охоте. Может быть, действительно дальнейшая сдача им позиций произошла из-за его любви к себе и заботе о собственном здоровье? Стали при новом режиме почти аристократами и начали охотиться.
И все же существовала и существует иллюзия, что с ним, с Троцким, считаются. Он и здесь, конечно, наделал ошибок. В конце прошлого года должна была состояться XIII партконференция, на которой планировалось развернуть дискуссию о положении в партии. Но перед этим была собрана комиссия из трех человек, в задачу которой входило согласовать различные точки зрения на партийное строительство в самом ЦК. Практически эта комиссия была назначена именно по проблемам письма Троцкого. Можно было по нему принять решение, использовать его в качестве рычага в борьбе за власть, употребить во зло самому автору, но отмахнуться было нельзя. В комиссию входили: Троцкий, Зиновьев и Сталин. Был принят согласованный текст резолюции, но он уже сильно занервничал и не был бы Троцким, если бы не попытался соглашение сорвать, вызвать конфликт, обострить ситуацию. Как он себя за это ругает! Два раза он уходил, хлопал дверью. В это время он уже был нездоров и готовился к поездке в Сухум на лечение. Ему казалось, что за его спиной бурлят его сторонники. Ладно, с излишней злобой думал он, вот уеду на лечение, и пусть они здесь без меня покрутятся.