Тюремный опыт для меня оказался памятным и ярким. Во-первых, я сразу же начал работать над «Развитием капитализма в России», эту книгу я заканчивал уже в Шушенском. Во-вторых, — и это не легенда нашего революционного движения — находясь в стенах тюрьмы, многие из нас продолжали чувствовать свою связь с товарищами на воле, продолжившими борьбу; я даже беру на себя смелость сказать, что в известной мере руководил этой борьбой или хотя бы способствовал ей. И, в-третьих, все-таки шло следствие, и надо было по возможности, не жертвуя ни гордостью, ни честью, отбиваться.
Теперь ответ на поставленный ранее вопрос: от более длинных сроков ссылки спасла нас всех, как ни странно, сама наша революционная деятельность. Ой, как недаром, сидя по камерам, раскачивали мы политическую лодку правительственных будней!
Коронационные дни, закончившиеся в Москве грандиозной Ходынкой, вылились в Петербурге в пятинедельную забастовку ткачей. Предприниматели отказались платить за прогульные дни коронационных торжеств — ткачи ответили забастовкой. В свою очередь, «Союз борьбы» постарался конкретный повод оплаты коронационных дней превратить в требование улучшения всех условий труда и, самое главное, сокращения рабочего дня. К забастовщикам примкнуло 15 тысяч человек, и забастовка перекинулась на другие заводы и фабрики. В это время выпущены были десятки прокламаций, собирались среди студенчества и в «обществе» средства для поддержки бастующих.
Мы узнавали об этом уже в тюрьме. Это действовали наши товарищи, оставшиеся на воле. В тюрьме мы также узнали об обращении министра С. Ю. Витте к бастующим рабочим. Почтенный министр говорил о заразе социал-демократии, «подначивающей» рабочих на непослушание. В речи у министра все было кругло.
Естественно, позже, как известно из истории, наступил разгром, повальные аресты обескровили организацию. Наша тюрьма оказалась забитой, и кое-кто из наших друзей, арестованных летом, даже оказался в Петропавловке. Главная тюрьма государства! Этой чести социал-демократы удостоивались впервые. Тем не менее значительная часть работы была сделана: объявив о забастовках, правительство сняло и покрывало с казенной тайны о новой социал-демократической крамоле. Известия о социал-демократии двинулись в публику. Это было немало.
А вот поставив на повестку дня «рабочий вопрос», правительство вынуждено было на время смягчиться и по отношению к социал-демократам, так сказать, первыми этот «государственный» вопрос обострившим. Социал-демократы лишь ведут экономическую, а не политическую борьбу! А может быть, это была попытка подправить аспекты нашего движения? Вот так, руководствуясь новыми «мотивами», Особое совещание и изменило свои первоначальные планы. Суд в России, как правило, говорит: чего изволите-с? По этому случаю мне влепили лишь три года ссылки. Мартову — три. Кржижановскому, Старкову, Ванееву — всем по три. Лишь самому молодому из нас — Запорожцу — дали пять.
Дело в том, что перед сдачей рукописей «Рабочего дела» в набор Ванеев, у которого на дому хранился весь номер, должен был во что бы то ни стало отдать их переписчику. Делалось это для того — азы конспирации, — чтобы в типографии не было образцов почерков. Однако Ванеев не успел номер переписать, полиция проделала экспертизу и в целом ряде случаев признала руку «предварительного переписчика» — Петра Запорожца. Отсюда дознаватели сделали вывод, что он и является автором. Среди этих статей многие были написаны мною. Мы стояли с Запорожцем бок о бок в уже цитированном огромном докладе департамента полиции.
И я, пожалуй, продолжу это цитирование, так много, по моему мнению, дающее для того, чтобы реально представить себе объем и характер нашей молодой деятельности. Сколько же у нас было сил, как мы все успевали, сколько оказалось сделанным!
«Студент С.-Петербургского Технологического Института Петр Кузьмин Запорожец был деятельным соучастником социал-демократического сообщества, так называемой «старой интеллигенции», и, судя по найденным у Анатолия Ванеева рукописям, является автором противоправительственного содержания статей, озаглавленных «К русским рабочим», «Фридрих Энгельс», «О чем думают наши министры», и корреспонденций о стачках, предназначавшихся для подпольной социал-демократической газеты «Рабочее дело»; а кроме сего, написал найденное у Ульянова воззвание к рабочим «Мастерская приготовления механической обуви» и оказавшееся у Мальченко описание белостокской стачки и революционного характера восстаний под заглавием «Борьба с правительством».
По произведенному у Запорожца обыску были найдены: 1) литографическое воззвание «К прядильщикам фабрики Кенига», призывающее рабочих к стачке, 2) конспект Эрфуртской программы, 3) программы вопросов для собирания сведений о быте рабочих, 4) тетрадь, в которой рукою Запорожца записаны книги, купленные в течение октября и ноября 1895 г. для пополнения народных библиотек, причем в числе их значатся «Ткачи» (10 экземпляров), «Рабочий день» (20 экземпляров) и «Царь-голод» (10 экземпляров); в той же тетрадке сделана заметка о бывшем в ноябре собрании по делам библиотек, на котором был прочитан отчет о состоянии кассы. Вместе с тем, как выше упомянуто, у Анатолия Ванеева оказалась заметка, написанная Запорожцем «К отчету библиотечной комиссии», из которой видно, что эта комиссия занималась распространением революционных изданий.