Я легкомысленно думал, что если Бунд войдет в партию и сохранит свою автономию в чисто национальных делах, ему, несомненно, придется идти в ногу с партией. А Бунд и его мудрецы хотели сохранить за собой полную самостоятельность во всех политических вопросах, они говорили о своей особой от РСДРП политической партии.
Главным противником бундовского федерализма был я. Именно Бунд, блокируясь с неустойчивыми искровцами, со сторонниками «экономизма», смазал картину съезда. После того как съезд отверг бундовский организационный национализм, Бунд вышел из партии. Но вот что у меня в «Рассказе»… Хотя стоит предварительно заметить: съезд-то был (не по значению, а по своему составу) небольшим — 42 в начале, а позже 43 человека с правом решающего голоса, да 14 с совещательными голосами. Поэтому 5 бундовских голосов часто делали погоду.
Все хорошо знают, что серьезная сшибка на съезде произошла из-за формулировки пункта 1 устава. Здесь были и причины, и повод моего расхождения со старым другом Мартовым. Он, конечно, был человеком кристально честным и искренним, тем не менее мы по-разному формулировали, что значит гореть для революции.
Владимир Ульянов: «Членом партии считается всякий, поддерживающий партию, как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций».
Мартов: «…работой под контролем и руководством одной из партийных организаций».
Я прочно стоял за свою формулировку и указывал, что иного определения члена партии мы не можем сделать, не отступая от принципов централизма. С моей точки зрения, было необходимо сузить понятие члена партии для отделения работающих от болтающих. Мартов вносил новый принцип, совершенно противоречащий принципам «Искры». Да на кой ляд нужен член партии без организации! Мартовское «под контролем и руководством» означает на деле не больше не меньше как без всякого контроля и без всякого руководства. А за руководство я держался. Даже Плеханов, поддерживавший в этом вопросе о первом пункте устава меня, говорил, что жоресистская формулировка Мартова открывает в партию двери оппортунистам. Ну что же, в этот раз победил Мартов.
И вот тут я позволю себе не доверять старым недовольствам и усилившимся со временем расхождениям, а обратиться к впечатлениям тех лет: «Горячие споры о 1-м § устава, баллотировка еще раз выяснили политическую группировку на съезде и показали наглядно, что Бунд + «Рабочее дело» могут решить судьбу любого решений, поддерживая меньшинство искровцев против большинства».
Это-то так. Но читателю моих мемуаров все же останется неясным путь от моего «сидения» во Пскове до съезда партии. Слишком многое, торопясь к рассказу о съезде, я пропустил. Тут опять надо вернуться назад, к моей книжке «Что делать?».
С Потресовым и Мартовым мы потихонечку и по-дружески цапались, но главные расхождения были впереди. А в чем они, собственно, имели место? В целях и в средствах. «Социал-демократия руководит борьбой рабочего класса не только за выгодные условия продажи рабочей силы — это из книги «Что делать?», — а и за уничтожение того общественного строя, который заставляет неимущих продаваться богачам. Социал-демократия представляет рабочий класс не в его отношении к данной только группе предпринимателей, а в его отношении ко всем классам современного общества, к государству, как организованной политической силе». Это о целях.
Но если теперь говорить о средствах, то для этого всего не нужна никакая цитата, а нужна партия. И партия, организованная по жесткому принципу. Дисциплина, жесткое подчинение, конспиративный аппарат. На такое ограничение могли пойти или люди, фанатически верящие в саму идею, или люди, жизнь которых и жизнь детей которых никогда не станет лучше в ее простом нереволюционном течении. Но это лишь общая постановка вопроса.
Есть смысл, как я уже заметил, в трехлетнем сидении в деревенской избе почти без собеседников. Помимо желания диалог тогда начинаешь вести сам с собой. А здесь много возникает разных идей, в том числе и довольно масштабных. Именно тогда, в подготовке и обдумывании издания общерусской газеты, возник и более общий план дела. Далее он уточнялся, разворачивался, но основные идеи и мысли его были неизменными.
Парадокс заключался в том, что мои оппоненты часто, споря со мной, ссылались на страницы моей же брошюры «Что делать?», то есть книги, которая вся была пронизана борьбой с этими самыми оппонентами. Собственно, и весь наш II съезд разворачивался под влиянием этой книги.