— Меня не было в павильоне в это время. Я сначала недолго была на терассе, потом взяла садовую корзину и пошла к грядкам с георгинами. Я обрезала головки цветов, а кроме того подвязала несколько полегших астр. Оттуда, ровно в час, я пошла к бассейну. Все это я уже сообщала инспектору Грейнджу. Я не приближалась к бассейну в предполагаемое время убийства.
— Так рассказываете вы. Но Игдразиль свидетельствует против.
— Вы были там и вы стреляли в доктора Кристоу, или вы были там и видели убийцу. Либо же кто-то, кому известна ваша привычка, намеренно нарисовал дерево, дабы бросить подозрение на вас.
Генриетта встала и, вскинув голову, повернулась к Пуаро.
— Вы все еще думаете, что стреляла я. Вы думаете также, будто можете это доказать. Тогда слушайте, что я скажу: вам никогда не доказать этого. Никогда!
— Вы так считаете?
— Вам никогда не доказать, — повторила Генриетта и, повернувшись, стала спускаться по извилистой тропинке, сбегающей к плавательному бассейну.
Глава 26
Грейндж зашел в «Пристанище» выпить с Эркюлем Пуаро чашку чая. Чай был таков, как он и опасался — весьма слабый и к тому же китайский. «Эти иностранцы, — подумал Грейндж, — не имеют представления, как следует заваривать чай. И научить их невозможно». Но он был даже рад. Инспектор был на той ступени пессимизма, когда очередная неприятность уже способна принести своего рода мрачное удовлетворение.
— Отсрочка истекает послезавтра, а чего мы достигли? Ничего. Что за черт, должен же этот револьвер где-то быть! Беда с этой местностью — сплошной лес! Чтобы прочесать его как следует, нужна целая армия. Иголка в стоге сена. Он может быть где угодно. Причем нельзя не считаться с тем, что мы можем вообще никогда его не найти.
— Вы его найдете, — доверительно сообщил Пуаро.
— А может, и нет. Просто сил не хватит.
— Вы найдете его, рано или поздно. И, я думаю, скорее рано, чем поздно. Еще чаю?
— Пожалуйста. Нет, нет — без кипятку.
— А не слишком крепко?
— Нет, это не слишком крепко, — инспектор выразился намеренно сдержанно и уныло отхлебнул бледную, соломенного цвета жидкость.
— Я чувствую, господин Пуаро, что с этим делом я превращаюсь в шута. Я не могу раскусить этих людей. Они вроде бы помогают — но все, что они говорят, кажется, уводит тебя в погоню за химерами.
— Уводит? — повторил Пуаро и во взгляде его мелькнуло недоумение. — Да, я понимаю. Уводят…
Инспектор продолжал излагать свои обиды.
— Возьмите револьвер. Кристоу был застрелен, согласно врачебному заключению эксперта, за несколько минут до вашего появления. У леди Энгкетл было лукошко яиц, у мисс Савернек — корзина со срезанными засохшими цветами, Эдвард Энгкетл был в свободном охотничьем плаще с большими карманами, полными патронов. Любой из них мог унести револьвер с собой. Он не был спрятан возле бассейна — мои люди обыскали все вокруг, так что тут сомнений нет.
Пуаро кивнул. Грейндж продолжал:
— Обвинение против Герды Кристоу было подстроено — но кем? За какую бы нить я ни взялся в этом вопросе, все они ведут в никуда.
— Не имеют ли их отчеты о том, как каждый провел утро, уязвимых точек?
— Отчеты-то в порядке. Мисс Савернек срезала увядшие цветы. Леди Энгкетл ходила за яйцами. Эдвард Энгкетл и сэр Генри охотились. Потом сэр Генри вернулся в дом, а его спутник отправился к бассейну. Парнишка читал в своей спальне (странное место для чтения в такой прекрасный день, но ведь человек комнатный, книжный). Мисс Хадкасл — та с книгой пошла в сад. Все это звучит весьма естественно и правдоподобно, а проверке не поддается. Гаджен отнес поднос со стаканами в павильон около двенадцати часов и не знает о том, где был и что делал кто-либо из обитателей дома. Можно сказать, что против каждого из них что-нибудь да есть.
— Вот как?
— Разумеется, наиболее подозрительна Вероника Крей. Она поссорилась с доктором Кристоу и смертельно возненавидела его; очень похоже, что именно она и должна была стрелять в него, но я не вижу даже крошечного доказательства, что она это сделала. Непохоже также, что у нее была какая-то возможность заполучить револьвер из коллекции сэра Генри. Никто не видел ее идущей к бассейну или от него в тот день. И сейчас у нее определенно нет исчезнувшего револьвера.
— А, значит вы удостоверились в этом?
— Еще бы! Причем не понадобился даже ордер на обыск. Она отнеслась вполне любезно. Только никакого оружия нет в этой консервной банке — я имею в виду ее бунгало. После отсрочки жюри мы сделали вид, что отпускаем Крей и Савернек с миром, а сами начали слежку. Наш человек был даже на киностудии, но и он не увидел признаков, что мисс Крей пытается спрятать револьвер.
— А Генриетта Савернек?
— И тут ничего. Она вернулась прямо в Челси, и мы там не спускали с нее глаз. У нее нет револьвера — ни в студии, ни где-либо. Против обыска она ничего не имела. Ее это вроде бы даже позабавило. Некоторые из ее затейливых штук прямо-таки потрясли нашего сотрудника. Он говорит, что ему сроду не понять, зачем люди хотят этим заниматься: статуи все какие-то шишковатые и раздутые, куски меди и алюминия изогнуты так и сяк, лошади такие, что и не догадаешься, что это лошади.
Пуаро слегка встрепенулся:
— Лошади, вы говорите?
— Собственно, одна лошадь. Если ее можно так назвать. Если тебе нужен образчик лошади, почему бы тебе не пойти и не взглянуть на лошадь?
— Лошадь, — повторил Пуаро.
— А что в этом вас так заинтересовало, господин Пуаро? Я что-то не пойму.
— Ассоциация. Психологическая тонкость.
— Словесная ассоциация? Лошадь и телега? Лошадка-качалка? Гимнастический конь? Нет, я не улавливаю. Как бы то ни было, через пару дней мисс Савернек уложила вещички и вернулась сюда. Вам это известно?
— Да, я говорил с ней и видел, как она ходит по парку.
— Да, да. Без отдыха. У них, несомненно, была любовь с доктором, и то, что он, умирая, произнес «Генриетта», довольно близко подводит нас к разгадке. Но недостаточно близко, господин Пуаро?
— Да, — задумчиво сказал Пуаро. — Совсем недостаточно.
— В самой атмосфере тут есть что-то, — сказал, вздыхая, Грейндж. — Она тебя словно оплетает! Словно все тут что-то знают. Возьмите леди Энгкетл — она так и не смогла привести осмысленную причину, зачем ей понадобился в тот день пистолет. Поступок просто безумный. Да она и кажется мне иногда безумной.
Пуаро чуть заметно покачал головой.
— Нет, она вовсе не безумна.
— Потом этот Эдвард Энгкетл. Мне показалось, что кое-что подбирается против него. Леди Энгкетл сказала, вернее намекнула, что он много лет влюблен в мисс Савернек. Ну, чем не мотив? А теперь выяснилось, что он обручается с другой, с мисс Хадкасл. Так что обвинение против него летит к черту.
Пуаро издал сочувственный звук.
— Теперь этот парнишка, — продолжал инспектор. — Леди Энгкетл проговорилась как-то, что его мать вроде бы умерла в сумасшедшем доме. Мания преследования. Считала, что все сговариваются убить ее. Если малый унаследовал именно этот вид помешательства, он мог забрать себе в голову, что доктор собирается, ну, например, посадить его в желтый дом. Неважно, что Кристоу был врачом по другой части. Неврозы пищевода и расстройства от пере… в общем, пере-чего-то такого. Но уж если малый тронутый, он мог решить, что Кристоу приехал, чтобы держать его под наблюдением. У него странное поведение, у этого парня. Нервный, как кошка.
Грейндж несколько мгновений помолчал. Вид у него был несчастный.
— Понимаете, о чем я? Все это смутные подозрения, ведущие в пустоту.
Пуаро опять встрепенулся и негромко пробормотал:
— Уводящие, а не ведущие. От чего-то, а не наоборот. Да, конечно, скорее всего, так и есть.
Грейндж недоуменно взирал на него.
— Они со странностями, — продолжил он, — все эти Энгкетлы. Я порой бы поклялся, что они все знают.