«Он из Первого отдела завода, — смекнул Коля. — Секретчик, причем явно не из простых. Вот «счастье» привалило!»
— В общем, — Глеб взглядом спросил у посетителя разрешения продолжать и, получив добро, выпалил: — Пока ты осматривал место преступления, мне позвонили и очень попросили добиться права вести это дело. Нам оно, конечно, сто раз еще аукнется и поперек горла встанет, но раз нужна наша помощь, отказать мы не можем. Как сказал Максим Горький: «Личный эгоизм — родной отец подлости». — После недавних курсов профпереподготовки Глеб стал повсюду вставлять красивые цитаты, и Коля, который курсы тоже посещал, немного завидовал, что у шефа оказалась такая всеобъемлющая память.
Глеб продолжал: — Я хорошим людям подлянку подкладывать не хочу, поэтому согласился. Нам повезло, что грабители накалякали кошачью метку — раз я считаю, что на вверенной мне территории орудуют преступники такого масштаба, я могу поднять скандал и возмутиться, что нас хотели отстранить от дела. Имею право требовать причастности, так сказать. И потребовал. На самом деле я отчеты-то читал и понимаю, что это убийство — дело дилетантов. Но нужно было сделать вид, что я поверил в «Кошку». А дальше — разберемся. Вернее — ты разберешься. Завод просил привлечь к расследованию лучших спецов. Я и привлек. И тут ты со своим «слишком хорошо знаком»…
— И это радует! — вмешался незнакомец. — Я ведь вам говорил, Глеб Викторович, как важна в этом деле деликатность. Иностранные гости, несмотря на ужас сложившейся ситуации, должны остаться довольны не только профессионализмом, но и человечностью советских органов милиции. Мы, конечно, распространили это мнение по всем инстанциям, но будет спокойнее, если лично вы… Впрочем, я вчера вам уже все объяснил…
Коля еле сдержал вырывающееся: «А мне не объяснили!»
— А вам, — заметил посетитель, будто прочитав его мысли, — Глеб Викторович сам все растолкует, если сочтет нужным. Я, собственно, пришел сейчас осведомиться, кто будет вести дело и, так сказать, взглянуть опытным взглядом. Взглянул, доволен. Это очень хорошо, что вы с Ириной Грох знакомы. Тем больше у нее поводов доверять нам и не нервничать попусту. О вашем отстранении от дела речи быть не может!
Коля уже предчувствовал, что пропал, но все же обернулся с надеждой и возмущением к Глебу.
— Что? — буркнул тот. — И мог бы, ничего не стал бы делать. У нас ответственное дело с повышенным контролем. В том числе от производства — от ключевой опоры государства, которое, между прочим, окружено врагами и нуждается сейчас в защите каждого спеца. — Глеб говорил четко, словно на партсобрании. — Естественно, что ты, Горленко, должен расследовать… Гордись…
За спиной тихонько скрипнула дверь. Таинственный представитель завода вышел не прощаясь, и сразу стало ясно, что Глеб его присутствием ужасно тяготился. Он тут же оживился, выскочил из-за стола и потащил Колю в глубь кабинета. Несмотря на хромоту, небольшой рост и очки хлюпика-интеллигента, лапища у Глеба Викторовича была крепкая. Горленко через миг уже торчал у распахнутого окна.
— Кто его знает, что он после себя оставил, — шепнул Глеб, явно опасаясь прослушки. — А тут шум с улицы. Хоть каплю, да надежней. — Он тяжело дышал и делал «страшное» лицо. — Меня про этого типа с са-а-амого верха предупредили, — Глеб показал рукой на потолок. — Мол, слушайся и цени, что обратится именно к тебе. Но я и сам помогал бы ему. Ты же знаешь, у меня отец в Изюме не последний человек. Наверное, потому к нам и обратились. Похоже, недоверие назрело у заводчан к кое-кому из наших. Там, — тут он указал рукой на дальний угол потолка, — не хотят скандала и мечтают всё быстренько раскрыть и вернуть трех оставшихся в живых инженеров на родину, чтобы те потом, как и планировалось, приезжали вновь без камня за пазухой. А там, — другой рукой Глеб показал прицельно на карниз, — наших хлебом не корми — дай шпионов найти. И тут, — он указал на люстру, — всем наплевать, кто прав, кто виноват, а важно только, чтобы дело побыстрее рассосалось, и к майской демонстрации мы были истинным примером для остального соцлагеря — ни банд, ни попрошаек, ни пьяных рож, ни преступлений…
Коля давно привык, что в голове у Глеба разные части потолка означают разное начальство, но не запоминал, какое где, и даже разбираться в этом мракобесии не хотел.
Суть разговора уже была понятна. От дела не откажешься, хоть вой. И почему-то, вместо того, чтобы кричать, что Глеб ввязался в интриги, а всему отделению придется отдуваться, расшаркиваясь с пострадавшими иностранцами, Коля думал совсем о другом. И было это другое ничуть не менее болезненным и неприятным: сейчас придет Морской. С ним нужно будет как-то говорить…