Фло было нехорошо. Что-то случилось с ее очками, и стены вокруг травянистого прямоугольника лужайки казались совершенно нереальными — они подступали все ближе со всех сторон. Она уронила свой стакан на пол из терракотовых плиток возле садового гриля.
— Николь! Какая ужасная, ужасная стена!
Фло подошла вплотную к Николь и продолжила:
— Что бы вы сказали о ком-то, я говорю, о ком-то, кто могучим скачком перелетел бы через вашу стену, просто перелетел, о том, кто в сто раз умнее и нежнее нас, кто просто явился, легкий как перышко и свободный, и стоял бы там, и смотрел сквозь стену, и знал!..
Николь ответила, очень тихо и безжалостно:
— Предположительно с помощью лианы? Или, может, веревки? Не так-то легко улавливать ваши хрупкие намерения и мысли, милая Флоренс, уж не Тарзана ли вы имеете в виду, или своего рода Иисуса, или, возможно, вашего замечательного учителя гимнастики?
— Всех! — закричала Фло. — Всех! Но, если бы он явился, вы никогда не узнали бы его и никогда не приняли бы! Я знаю это.
Она растянулась на траве, подперев лицо руками.
Анри сказал:
— Николь, я сожалею!
— Не огорчайтесь. Я так легко все забываю. Не хотите остаться в комнате для гостей? Это не причинит никакого беспокойства!
— Спасибо, спасибо, но мы, пожалуй, поедем домой. Через некоторое время.
— Но она ведь не может лежать на земле, трава совсем мокрая…
— Пусть поспит.
Он бережно обнял Николь за плечи и сказал:
— Вы самая лучшая жена, которая могла быть у Мишеля. Вы подходите друг другу! Фло и я тоже подходим друг другу. Не можем ли мы немного посидеть здесь молча? Нет, ни слова! Пусть будет тихо.
Они сели на стулья возле садового гриля. Ночь была необычайно теплая для такой весны. Они слышали только шум проезжавших мимо машин. Николь откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Анри? Знаете… мне становится чуточку жутко, когда ночью совсем тихо.
— В самом деле?
— Да, чуточку неприятно. Даже страшно! Здесь ведь постоянно толпится народ, у Мишеля столько знакомых, но когда они уезжают, а он засыпает, слышишь только шум машин, что почти всю ночь проезжают мимо. Но есть такое время, когда даже машины не проезжают. Понимаете, тогда стоит абсолютная тишина.
Анри зажег одну из сигар Мишеля.
Она продолжала.
— А это дерево за стеной, что отбрасывает тень…
— Да, это дерево?
— Один мальчик как-то влез на него. Соседи послали его сюда спросить, не засорился ли и у нас сток. И вместо того чтобы позвонить, он перебрался через стену с помощью веревки.
Анри сказал:
— Возможно, он играл в Тарзана… — и резко оборвал самого себя.
— Он выбрался обратно так же?
— Я не следила за ним.
Фло села в траве и спросила:
— Когда у вас засорился сток? Не засорился? Николь, вечер был очень приятный. Я прощаю вас. Мы все прощены.
Она поднялась и вошла в дом.
— Николь, — сказал Анри.
Он искал нужные слова, и она тотчас пришла ему на помощь:
— Благодарить не за что. Так мило принимать вас у себя. Вы должны как-нибудь прийти, когда Мишель будет дома. Вы все взяли? Ничего не забыли?
Ее большие синие глаза были так же красивы, как всегда, в них не читалось и тени недовольства.
Она добавила:
— Вы знаете, дорогой друг, все забывается так легко.
В машине Фло заснула. Проснувшись через час, она спросила:
— Надо мне написать ей письмо?
— Нет, не думаю. Не надо тревожить людей, которые легко забывают.
— Почему ты не злишься? Ты больше никогда не сможешь взять меня с собой туда.
— Конечно смогу. Лучше как можно скорее!
Она немного посмотрела на него, а потом по-прежнему стала глядеть прямо пред собой. Начинающийся дождь придал блеск асфальту. Через полуоткрытое окошко автомобиля к ним доносился аромат мокрой травы.
Через некоторое время Анри рассказал о дереве, на которое он забрался, когда был малышом. А потом не осмелился спуститься обратно вниз, он просидел там весь день напролет.
— Я жутко боялся, — сказал он. — А еще страшнее казалось то, что все будут смеяться надо мной.
— Кто-то пришел и спас тебя?
— Нет. Я слез вниз сам. Я плакал от испуга. А потом снова вскарабкался вверх, в тот же миг.
— Да, — сказала Фло. — Понимаю.
Немного машин было на шоссе той ночью. Анри представил себя Николь, которая лежала и прислушивалась к шуму автомобилей, они появлялись по одному, и ее одиночество становилось еще больше. «Великолепная женщина, — думал он. — По-видимому, жить с ней легко. У меня — женщина с трудным характером. Все хорошо!»