В зале раздались аплодисменты, и на помост взошел струнный квартет «Сирмионе». Скрытые от глаз лампы концертной гостиной медленно погасли, яркий свет падал только на музыкантов. Лорд Роберт ощутил знакомый трепет, всегда сопутствующий настройке струнных инструментов. Однако сказал себе, что пришел сюда не наслаждаться музыкой, и отвел взгляд от музыкантов. Теперь он украдкой смотрел на левый подлокотник синего дивана. Глаза постепенно привыкли к темноте, и вскоре сэр Роберт уже видел блеск парчи и густую темную глубину мехов миссис Хэлкат-Хэккетт. Контуры этого темного пятна шевельнулись. Он подался вперед. Гораздо ближе, чем звуки оркестра, он услышал трение одной ткани о другую, едва уловимый шорох. Очертания той темной массы, которую представляла собой миссис Хэлкат-Хэккетт, словно напряглись, а потом расслабились. «Она спрятала ее», – подумал лорд Роберт.
Никто не проходил мимо них вплоть до того момента, когда в антракте вновь зажглись огни. И тогда лорд Роберт оценил, как удачно шантажист придумал использовать диван в качестве почтового ящика. Ибо ближайшая боковая дверь во время антракта была широко распахнута, и вместо того, чтобы выходить из гостиной через главную, многие огибали синий диван и удалялись в фойе через боковую дверь. Ближе к концу антракта люди начали возвращаться в гостиную и, беседуя, останавливались позади дивана. Лорд Роберт был уверен, что тот, за кем он охотится, вышел в фойе и теперь ждет, когда свет погаснет. После этого он войдет вместе с другими опоздавшими и, обходя диван сзади, тихонько сунет руку за подлокотник. Большинство мужчин и многие женщины вышли покурить, но лорд Роберт остался, поневоле привязанный к своему неудобному сиденью. Он прекрасно понимал, что миссис Хэлкат-Хэккетт раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, она хотела бы остаться одна, когда сумку будут извлекать, с другой – страстно желала иметь гарантию безопасности, жизненно необходимую ей. Внезапно пробормотав, что ей надо попудрить нос, она встала и вышла через боковую дверь.
Лорд Роберт уронил голову на руку и провел последние минуты антракта, искусно притворяясь, что мирно дремлет. Огни снова стали гаснуть. Опоздавшие, тихо извиняясь, возвращались на свои места. Небольшая группа людей все еще стояла в темноте позади дивана. Исполнители вернулись на эстраду.
Кто-то выдвинулся вперед из-за спины лорда Роберта и встал сбоку дивана.
У лорда Роберта дрогнуло сердце. Он разместил свой стул весьма обдуманно, оставив место между собой и левым подлокотником дивана. Сейчас в это пространство вдвинулась чья-то тень. Это был мужчина. Он стоял спиной к освещенной эстраде и подался немного вперед, словно ища глазами кого-то в темноте. Лорд Роберт тоже чуть подался вперед и издал звук, напоминающий храп. Правая рука его подпирала голову, и сквозь пальцы он наблюдал за левым подлокотником дивана. В этом маленьком царстве полумрака появился силуэт руки. Это была необычайно худая рука, и он ясно увидел, что ее мизинец одной длины с безымянным пальцем.
Лорд Роберт захрапел громче.
Рука скользнула дальше в темноту, а когда выскользнула обратно, в ней была зажата сумочка миссис Хэлкат-Хэккетт.
И в ту же секунду, словно подчеркивая важность происходящего, энергичное крещендо увенчалось ликующим звуком труб. А миссис Хэлкат-Хэккетт вернулась на место с напудренным носом.
Безоговорочный успех
Бал, даваемый леди Каррадос в честь ее дочери Бриджет О’Брайен, удался на славу. Иными словами, начиная с половины одиннадцатого, когда сэр Герберт и леди Каррадос, заняв свои места на верхней площадке двухмаршевой лестницы, приветствовали первых гостей, и вплоть до половины четвертого утра, когда музыканты, бледные от усталости, с блестящими от пота лицами, заиграли национальный гимн, не было такого момента, чтобы молодому кавалеру было трудно находить барышень для танцев по своему вкусу и избегать тех, которые его не устраивали. Не было и таких удручающих моментов, когда гости начинают бездумно и бессердечно разбегаться по другим вечеринкам. Тщательно рассчитанная конструкция, выстроенная трудами леди Каррадос, мисс Харрис и Димитри, не рухнула, как замок из песка, а героически выстояла до конца. Таким образом, это был безоговорочный успех.