Может быть позже, когда милиция разберется с человеком-счетчиком и «эмбрионом», он со смехом будет вспоминать заточенную вилку и сидящего в луже крови Савичева, но сейчас Плеханов не чувствовал ничего, кроме вины и желания доказать, что Александр Алексеевич никого убить не мог. Именно поэтому Виктор решил промолчать. Он достал тетрадь с лекциями, а Максим снова погрузился в чтение глянцевого журнала.
Владимир Александрович Юрский славился пунктуальностью, но сегодня явился на лекцию с пятнадцатиминутным опозданием.
– Простите за задержку-с, – буркнул преподаватель, присаживаясь на стул за столом преподавателя, – автобус сломался.
Студенты зашелестели тетрадями. Владимир Александрович неторопливо водрузил на нос большие очки в черепаховой оправе и посмотрел на присутствующих. Преподаватель заметно нервничал. Виктор никогда не видел Юрского таким расстроенным: лицо его выражало крайнюю степень тревоги и скорби, будто у него со дня на день от неизлечимой болезни должен умереть близкий родственник. Губы мужчины едва заметно дрожали, нервно подергивался уголок левого глаза.
В тишине, воцарившейся в аудитории с приходом преподавателя, Плеханов слышал, как тяжело дышит Владимир Александрович. Они с Максом переглянулись, но ничего не сказали.
Юрский молчал, студенты выжидательно смотрели на лектора и тоже молчали. Наконец, тот кашлянул и негромко спросил у Плеханова:
– Ну-с, когда у вас экзамен?
– В пятницу.
– А сегодня, значит, понедельник, – преподаватель рассеянно снял очки и начал вертеть их в руках. Спустя минуту напряженной тишины он убрал очки в футляр и объявил: – Да-с, сегодня лекции не будет, я себя не очень хорошо чувствую, и… – Владимир Александрович замялся.
Виктор понял: известие, которое сейчас сообщит преподаватель, будет не очень приятным. Или вместо него экзамен будет принимать другой преподаватель, или вместе с ним на экзамене будет присутствовать какой-нибудь профессор. Это было бы неприятно, но вполне объяснимо, но то, что услышал Плеханов, привело его в полное замешательство.
– Я прошу каждого студента принести на экзамен по тысяче рублей, – негромко сказал Юрский.
Голос его прозвучал глухо, но слова расслышали все присутствующие. По рядам пронеслась небольшая волна оживления. Виктор открыл рот, а закрыл его лишь секунд через десять, когда сообразил, как глупо выглядит.
– Кто деньги не принесет, – добавил преподаватель, – может не приходить. Да-с. Экзамен все равно не поставлю.
Произнеся эту фразу, Владимир Александрович быстро поднялся и, не глядя на студентов, прихрамывая, направился к выходу.
Когда он скрылся за дверью, аудитория оживилась. Негромкий гул то и дело прерывался выкриками, кое-кто поднялся с мест.
– Ничего не понимаю, – недоумевал Максим. – Это правда был наш Юрский? Может, настоящего похитили пришельцы, а взамен прислали двойника? Не услышал бы своими ушами, никогда не поверил!
Виктор тоже ничего не мог понять. За пять лет учебы в медицинском институте он повидал множество преподавателей и мог с уверенностью сказать, что Юрский – самый честный, самый порядочный и самый справедливый человек. Он никогда не брал подарков и уж точно никогда бы не потребовал денег.
– Наверное, у него проблемы, – рассудил Плеханов. – Просто так он деньги требовать бы не стал.
– А тем более, так нагло и открыто.
– Ты заметил, Юрский очень нервничал, ему явно не хотелось начинать этот разговор, да и ушел он как-то слишком поспешно, как будто ему стало стыдно за свои слова.
– Вот так и разочаровываешься в людях. Я-то думал он порядочный, а он…
– Подожди! Мне кажется, здесь что-то не так. Ну не стал бы он просто так деньги требовать!
– Ага! Скажи, бандиты его шантажируют! Убить угрожают.
Виктор поежился.
– Очень может быть.
– Да ладно! Кому нужен бедный преподаватель? Просто жадность в человеке проснулась, денег захотелось, красивой жизни! Представь, если каждый ему по штуке отдаст, он только с нашей группы сорок восемь тысяч иметь будет! Пяток экзаменов, и машину можно купить!
– Вот и я про то! – раздался громкий голос долговязого Губенко. – Это, господа-товарищи, уже верх наглости. Я бы, конечно, на Юрского никогда не подумал, но вы сами слышали.
Студенты неодобрительно загудели.
– Предлагаю, – Губенко повысил голос, – обратиться с жалобой в деканат.
– Ага! Так тебя и ждут в деканате с распростертыми объятьями, – вмешался Куликов. – Если уж пошла такая пьянка, ты уверен, что в деканате об этом не знают? Может, Юрский по поручению декана деньги требует?!
Губенко пожал плечами.
– Ты предлагаешь молча скинуться? Меня такое предложение не устраивает. Нет у меня лишней тысячи!
– И у меня нет, – Максим оглянулся на Виктора и предложил: – В профсоюз надо идти, пусть сами с ним разбираются. Только жалобу надо коллективную написать. Сколько нас здесь человек?
Макс принялся пересчитывать присутствующих, а Виктору стало не по себе. Он поднялся с места и громко, стараясь перекричать шумевших студентов-одногруппников, объявил:
– Тише! Предлагаю не торопиться! Вы же знаете Юрского! Он никогда раньше не то чтобы деньги не требовал, даже подарки не принимал! Я слышал, в зимнюю сессию первокурсники ему банку кофе преподнесли, так он обиделся, ушел, кофе не взял, прямо на столе оставил и назначил пересдачу.
Губенко откашлялся.
– Но ведь мы все слышали, своими собственными ушами! На коллективные галлюцинации не спишешь!
Куликов прыснул. Виктор укоризненно посмотрел на Губенко.
– Давайте пока подождем с жалобой. До пятницы есть время, может, он сам передумает.
– Ты действительно в это веришь? – спросил Максим.
– Да, – твердо ответил Плеханов. – Если хотите, я с ним поговорю. Может, у него что-то случилось!
– А если не передумает?
– Никто не помешает нам написать жалобу в профсоюз в пятницу. Вместо экзамена.
Студенты снова зашумели. В обсуждении предложения Виктора принимали участие все. Мнения разделились – кто-то требовал немедленного обращения в вышестоящие инстанции, кто-то, размахивая руками, защищал Юрского, сваливая вину на заведующего кафедрой или деканат, кто-то поддерживал Виктора.
– В любом случае, – подвел итог Куликов, – давайте подождем до пятницы, а сейчас по домам.
Продолжение отправиться домой было принято единогласно, народ постепенно начал расходиться. Максим посмотрел на друга и спросил:
– У тебя хватит смелости поговорить с Юрским по поводу денег?
– Хватит, – уверенно сказал Виктор, но уверенности вовсе не чувствовал. – Я поговорю с ним, как только выберу удачный момент.
– Думаю, у него хватит ума отказаться от своего условия, – Макс кивнул в сторону собиравшего свои вещи Губенко. – Этот хоть и дурак, а жаловаться действительно пойдет. Юрского все-таки жалко. Хороший мужик.
– Хороший, – вздохнул Виктор. – Я надеюсь, нам не придется в нем разочароваться.
Ночь с 14 на 15 мая
Несмотря на усталость, Виктор никак не мог заснуть. В ушах до сих пор звучал неуверенный голос Юрского, требующего с каждого студента тысячу рублей, а вот перед глазами почему-то стояло лицо Олега Павловича. «Эмбрион» жевал колбасу и улыбался. Доев, Олег Павлович начал рассказывать свою историю, которая плавно перетекла в историю человека-счетчика.
В голове Плеханова все смешалось, «счетчик» и «эмбрион» превращались то в гигантских муравьев, то в пауков, щелкали жвалами и дико визжали.
11 мая, пятница
Елизавета Ивановна, пожилая и очень любопытная женщина, любила наблюдать за соседями. Своей жизни – настоящей, полной, счастливой – у нее никогда не было. В молодости она работала на заводе, где за ней ухаживал кудрявый электрик Ваня, но через некоторое время он женился на другой девушке. Елизавета Ивановна долго страдала, но оправилась, обратив взор на Ваниного друга, который, однако, предпочел держаться от бывшей невесты электрика подальше.