– Часто лекции прогуливаете? Должны были бы знать, что признать человека недееспособным может только суд. Процедура эта долгая, занимаются ей в большинстве своем родственники. Больнице возиться с судами нет никакой надобности. К тому же, за три месяца пребывания Семенова в клинике, врачи вряд ли успели бы оформить все бумаги.
– Значит, подпись Семенова на документах будет подлинной? В смысле, действительной?
– Именно так.
Виктор посмотрел на Машу, которая терпеливо ждала своей очереди рассказывать. Она прислушивалась к разговору, но участия не принимала, хотя была в курсе происходящего.
Виктор решил задать последний вопрос:
– А Геннадий Андреевич?
– Его мы уже вызволи. Он должен придти в понедельник к четырем часам.
– А мне можно присутствовать при допросе?
– Не положено. Но, думаю, мы это устроим. Ведь именно вы узнали, что в ночь убийства зоведующий приезжал в клинику. Ну, – Евгений Николаевич посмотрел на Машу, – а у вас кокое дело?
Девушка обернулась на Виктора, как бы ища поддержки, и, увидев одобрительный кивок, начала рассказ.
История Антона Сомова заинтересовала. Старший лейтенант с интересом выслушал Машу, но то, что он сказал, девушку не обрадовало.
– Понимаете, – Евгений Николаевич расстегнул верхнюю пуговицу голубой форменной рубашки, – с точки зрения закона я бессилен. Для подачи зоявление о пропаже человека надо выждать сутки. Отец Антона скозал – молодой человек ушел из дома вчера вечером, поэтому я бы не смог принять зоявление даже от него. К тому же, как я понял, Юрский не собирается зоявлять о пропаже сына.
– Он очень напуган, – ответил Виктор. – Да и Маше не по себе.
– Если отец не обеспокоен, зоявление от вас, друзей Антона, никто не примет, – продолжил Евгений Николаевич. – Отговорка проста: отец пропавшего зоявил, будто сын ушел из дома, причем долеко не впервые. Погуляет, пацан, и вернется.
Маша опустила голову.
– Неужели вы ничего не можете сделать?
– Могу. – Сомов подвинул к себе мелко исписанный блокнотный листок. – Мошина, о которой вы спрашивали, принадлежит Администрации города, а именно: Выборнову Михаэлю Иннокентьевичу – депутату от партии «зеленых».
Маша опустила голову.
– Честно говоря, я думала, она зарегистрирована на какого-нибудь бандита.
– Угодайте, у кого Выборнов ее купил? Виктор? Никаких догадок? У фирмы «Эгна»! Того самого огентства по недвижимости, где работал Семенов.
Плеханов вздрогнул.
– Вы думаете, это как-то связано с убийством?
Сомов довольно улыбался.
– Связано или не связано, но мойор Громыко, обязательно заинтересуется этим совподением. В понедельник он выйдет на работу, и я обо всем ему росскажу. Если к тому времени Антон не появится дома, мы примем зоявление от его отца.
– Если он захочет придти в милицию, – добавила Маша.
– А что же делать нам? Если какие-то новости появятся, то только в понедельник. Я не могу сидеть, сложа руки. – Виктор вопрошающе смотрел на милиционера, но тот будто не заметил умоляющего взгляда молодого человека.
– Отдыхайте, ребята! – Сомов открыл ящик стола и достал маленький блокнот с обложкой из искусственной кожи и вложил туда мелко исписанный листок с координатами владельца автомобиля. – Скорее всего, мы будем копать в направлении «Эгны», раз уж она так неожиданно всплыла. Громыко, конечно, выяснит всю подноготную, а мне придется приехать в их офис под видом покупателя и попытаться выяснить что-нибудь любопытное.
Виктор присвистнул.
– Ничего себе! Значит, дело Щукина пригодится?
– Не знаю, на самом ли деле «счетчик» зорезал Семенова, – задумчиво произнес Евгений Николаевич, – и каким образом распутать этот клубок, но мы отробатываем версию «убийца – Щукин». В любом случае, сказать что-то определенное можно будет только после того, как станут известны результаты вскрытия и экспертизы отпечатков на вилке. То есть, не раньше понедельника.
– Может, – робко предложил Виктор, – мне самому съездить в «Эгну»?
– Не вижу смысла. Вы уже ездили на квортиру Семенова и ничего не выяснили. Я сам съезжу.
– Вряд ли у вас получится лучше, – обиделся Плеханов. – Если только вам удастся поговорить с жильцами квартиры Семенова.
– Боюсь, не получится. Вряд ли они захотят говорить с милицией.
– Тем более. А я мог бы разговорить кого-нибудь из них.
– Вы слишком самоуверенны, Виктор. Эх, не следует мне этого делать, ну да ладно. Поезжайте. Только посторайтесь ничего не испортить. Хотите, я вам книжечку дам о допросах? Почитаете.
– Нет, – засмеялся Плеханов. – Я же не следователь. Я простой парень, пытающийся познакомиться с девушкой. Думаю, сначала я покараулю хозяйку у подъезда. Может быть, с цветами.
– Нет, – Маша скрестила руки на груди. – Так ты действительно все испортишь. Не купится она на подобную ерунду! А если купится, сам подумай, каким образом ты сменишь тему с «вы мне очень нравитесь» на «как вы получили квартиру убитого»?
Виктор смутился.
– Как-нибудь выкручусь.
– Это лучше сделать мне. Я могу познакомиться с хозяином. Как бы случайно. Тогда можно выбирать любую тему для разговора.
Девушка поднялась со стула, поправила подол голубой юбки, и, широко улыбнувшись Сомову, мягко спросила:
– О! Простите, мы с вами нигде раньше не встречались?
Уголки губ Евгения Николаевича против его воли поползли в сторону ушей, а Маша, обернувшись на Виктора, уже нормальным голосом добавила:
– Банальное начало, но они всегда клюют.
Плеханов мысленно поаплодировал девушке и стал смотреть продолжение спектакля. Маша использовала столько женских хитростей, что хватило бы на целый учебник по соблазнению. Он заметил стандартные жесты: девушка поправила волосы, показав нежную кожу запястья, повела плечом… все, как в книге по «пикапу» для женщин, которую он однажды из любопытства пролистал. Но была в Маше еще и некая неуловимая субстанция, обволакивающая хрупкий стан, делающая девушку необыкновенно привлекательной и соблазнительной.
Сомов все больше и больше краснел. Маша была очень красивой девушкой, а то, как она двигалась и говорила сейчас, делало ее необыкновенно сексуальной. Плеханов отвернулся, когда Маша слегка дотронулась до руки Евгения Николаевича. Этот жест, приглашающий к сближению, вышел у нее настолько естественным, а действовала она так непринужденно и смело, что Виктору стало не по себе. В груди шевельнулось непонятное чувство – неприятное, колющее, щекочущее острыми волосками щетки, которая гладит собаку против шерсти. Ревность.
Плеханов попытался изгнать это чувство из своей груди и на некоторое время отвлекся, а когда ему удалось убедить себя, что Маша соблазняет Сомова не в серьез (глаза-то видели обратное!), девушка уже рассказывала Сомову, про свою маленькую квартиру и двух собак, про бабушку, которая, когда была жива, жаловалась на милых щеночков из-за тесноты.
Так разговор повернул в нужное русло. Далее Маша посетовала, что в квартире действительно тесно, и она мечтает накопить на новую, жутко завидуя знакомой, которая выиграла в лотерею миллион рублей и расширила жилплощадь. Потом девушка рассказала, о двоюродном брате, который получил жилплощадь в наследство от преподавателя математики, который не был его родственником(!).
– Думаю, – сказала Маша, снова оглянувшись на Виктора, – к этому времени ему будет все равно, о чем со мной говорить.
Виктор восхищенно покачал головой. Девушка была полна сюрпризов. Похоже, ей было по плечу завоевать любого мужчину. Но, странное дело, Плеханов совершенно не ощущал на себе ее чар. Может, он ей не понравился? С ним Маша вела себя как с хорошим другом, ни разу не использовав те приемы соблазнения, которыми в совершенстве владела и которые минуту назад продемонстрировала Сомову.
Евгений Николаевич, наконец, опустился на стул.
– Виктор, – серьезно сказал он, – я розрешу вам поехать, только если с вами поедет Маша. Она прекрасный психолог и великолепная актриса. – Он поправил воротник рубашки и расстегнул вторую пуговицу. – На мгновение мне покозалось, будто она серьезно…