Виктор, поморщился от боли. Владельца автостоянки он так и не отпустил, схватив его правую руку пострадавшей рукой, и теперь видел, как на рукаве от середины предплечья до локтевого сгиба и даже чуть ниже расползается тонкая кровавая полоса. Сквозь разрезанный рукав рубашки виднелся глубокий порез.
– Руку п-покажи! – Макс почти кричал на мужчину. – Быстро!
Ладонь Вадима разжалась, и Плеханов с удивлением увидел металлическую пятирублевую монету. Один край ее был заточен.
– Воры-карманники т-такими пользуются. – Макс направил камеру на монетку. – Ею машину мою п-поцарапал?
Вадим нехотя согласился. Деваться ему было некуда.
– Я сейчас отвернусь, п-посмотрю, на сколько ты себя разорил. Витек, справишься?
– Без проблем.
– Как бы зашивать не п-пришлось. Эй, ты, лежи и не дергайся. Понял?
Мужчина закивал.
Куликов отошел на пару шагов назад и повернулся к отцовской «Ладе». Раздвинув кусты, он присвистнул:
– Ничего себе! П-полагаю, одной царапиной мы бы не отделались.
Виктор испытал необыкновенно сильное желание хорошенько врезать по полной физиономии лежащего на земле мужчины, но сдержался. Они должны действовать так, чтобы к ним нельзя было придраться. Даже если Макс и не понесет эту запись в милицию.
– Улики н-налицо. Есть даже два свидетеля. Сейчас крупный п-план нашей ночной стоянки возьму, и спать п-пойдем.
– А я?
Твой бизнес накрылся. Расскажешь всем. И найдешь нормальную работу, – отрезал Виктор.
– Да, Вадим. Стоянку придется п-прикрыть. Мы слышали, как ты храпел в гараже. Никто эти машины не охраняет, даже Жучка какая-нибудь п-паршивая. Не за что тебе деньги платить. Думаешь, это копейки – т-тридцатник за ночь? Люди эти деньги зарабатывают, а ты их п-просто-напросто грабишь.
– Пленку мы отдадим в милицию, – добавил Виктор. – У меня там друг работает. Если с «Ладой» Куликовых что-нибудь случится, загремишь лет на пять. За воровство, порчу личного имущества и покушение на жизнь и здоровье человека. Ясно?
– Ясно.
Виктор, наконец, поднялся и осмотрел рану. Ничего серьезного, но шрам может остаться.
– П-пойдем, рану промоем. Да и выспаться не мешает. Всю ночь на ногах. В отличие от некоторых. – Куликов бросил неприязненный взгляд на Вадима, который все так же лежал на земле, и сплюнул. – П-по-хорошему, надо было камеру выключить, и морду тебе набить. Но ведь н-не поймешь!
Вадим, наконец, поднялся, попятился и рванул через кусты на стоянку.
Макс выключил камеру.
– Сильно болит?
– Нет, но нужно продезинфицировать.
– Домой я тебя в т-таком виде не отпущу. Поспишь у меня, п-переоденешься, а к девяти за бабой Настей поедем. Или, может, ты дома п-посидишь? Полечишься?
– Да нет, все нормально. – Виктор не хотел сваливать на друга заботу о пожилой женщине, ведь он тоже обещал помочь, но забыл. – Просто перебинтовать покрепче, и нормально.
– Ну, тогда ладно, герой. П-пошли.
21 мая, понедельник
Виктор так и не смог заснуть. Порезанная рука, которую взволнованный рассказом сына Эдуард Петрович щедро обработал йодом, щипала. Кровь остановилась, но рана не затянулась, поэтому каждый раз, когда Плеханов забывался и сгибал руку в локте, на бинтах появлялись небольшие красные разводы.
– Посидел бы ты дома, – предложил Куликов. – Куда тебе вещи таскать, с такой-то рукой!
– Пока до вещей дело дойдет, все заживет. Мне бы сейчас поспать… но не могу, честное слово.
– Мне тоже не спится.
До девяти, когда нужно было отправляться за бабой Настей в тридцатую больницу, оставалось чуть больше трех часов, но молодые люди, несмотря на бессонную ночь, даже не задремали. Виктор лежал на диване, а Максим уютно устроился в раскладывающемся кресле напротив друга. Эдуард Петрович приготовил омлет, но ни Виктор, ни Макс не притронулись к аппетитно пахнущему блюду.
Плеханов вспомнил вдруг о разговоре с Татьяной Витальевной. В суматохе и напряжении ночи он совершенно забыл о проблемах однокурсника.
Куликов выслушал новость с интересом, но сам он был полон скептицизма.
– Не вылечат его. Такого бугая разве вылечишь? Кто однажды наркотик попробовал, уже никогда нормальным человеком не будет. Слышал пословицу: «бывших алкоголиков и бывших наркоманов не бывает»? Правильная пословица.
– Вылечат! – уверенно ответил Виктор. – Ты не забывай, медицина не стоит на месте; с тех пор, как придумали эту пословицу и алкоголиков лечить научились, и наркоманов. Только человек сам должен захотеть выздороветь.
– В этом-то и проблема. Мне Димку, конечно, жаль, но не думаю, что он от хорошей жизни к наркотикам пристрастился. Значит, бросать не захочет.
– Дурак он просто. Ему помощь нужна. А насчет того, хорошая жизнь у него, или нет, лучше не спорить. Некоторым людям жить негде, некоторые неизлечимо больны, но не все они наркоманами становятся.
– Ага. Больше алкоголиками.
– Не в этом суть. Гаршин просто попал в плохую компанию, или случайно в каком-нибудь клубе зелье попробовал, а потом втянулся. По глупости.
– Ладно, убедил. – Макс почесал затылок. – Ты не думай, я хочу ему помочь, просто не знаю, что делать.
– Для начала, надо с ним поговорить. И не оставлять одного.
– Тотальная слежка?
– Нет, – улыбнулся Плеханов, – «не оставлять» – не в смысле «следить за ним», а в смысле «общаться с ним».
– Хорошая мысль. Насколько я знаю, среди сверстников друзей у него нет.
– Значит, мы будем первыми. Немного поздновато повышать авторитет на пятом курсе, но впереди целый год, мы справимся.
– Думаешь, ребята к нему нормально относиться будут?
– Думаю, сначала возникнут трудности, но ведь Димка не дурак, поймет. Не все же время ему с малолетками пиво пить.
Куликов потянулся и зевнул.
– Следующей ночью надо выспаться, чтобы в институте во вторник не спать. Алевтина обещала контрольную устроить.
– Ты-то поспишь, а я с понедельника на вторник в «Кащенке» дежурю.
– Сменщика тебе так и не нашли?
– Нашли. Только от него толку нет – спит на диване в ординаторской, и в ус не дует.
– Поговори с ним.
– Бесполезно. Я хорошо знаю такой тип людей. Пальцем не пошевелит. Так, видимость, а не дежурный.
– Может, уволишься? Чего напрягаться-то? Платят все равно мало.
– Не могу.
Виктор понимал – если он уволится сейчас, Ольге Николаевне придется дежурить с Изяславом. Узнав «воблу» поближе, она будет должна найти сразу двух ночных дежурных. А еще Плеханов подумал о пациентах: он успел привязаться к ним. И убийца Семенова до сих пор не найден.
– Поспи, – сказал Максим.
– А толку? Через два часа все равно вставать, – ответил Плеханов.
Он зевнул и закрыл глаза. Думал, что не уснет, но сам не заметил, как задремал.
Всю дорогу из больницы до своего нового дома баба Настя охала, хваталась за сердце и со слезами на глазах благодарила Максима, а заодно и Виктора, за помощь.
– Ты, сынок, получается, второй раз жизнь мне спасаешь, – всхлипнула пожилая женщина, утирая глаза уголком повязанного на голову белого платка. – Один раз из пожара вытащил, а теперь вот, считай, жилье подарил.
Макс, который пытался сосредоточиться на дороге, только кивал. Бежевая «Лада», подпрыгивая на ухабах, приближалась к цели.
Виктор сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Рука почти не болела, но сгибать ее было неприятно. Куликов видел это, и сначала не хотел брать друга с собой, настаивая, чтобы тот посидел дома, а лучше, обратился в больницу. Плеханов отказался – такие неглубокие раны никто не зашивает, и все, чем ему могут помочь в больнице, Максим уже сделал – промыл, обработал, перебинтовал, разве только не подул, чтобы не болело.
Ночь выдалась не из приятных, но Виктор был почти счастлив, а причина была самой простой: красивая девушка с самыми добрыми глазами на свете. И ничто не могло испортить радость жизни. Было у него предчувствие: скоро, совсем скоро жизнь изменится: исчезнут тревоги, забудутся неприятности, все вернется на круги своя.