Юля помнила, как Вадик нервно курил в коридоре, поглядывая по сторонам, чтобы вовремя улизнуть от жалобщика, и все время повторял:
— Сорнева, подруга, учись на моих ошибках! Держись русской мудрости: «не делай хорошего — не будешь плохим».
Они тогда сошлись во мнении, что работа журналиста вредна для здоровья, слишком нервная, а мера ответственности за каждое написанное слово непомерно высока.
«Может, не надо так активно помогать гражданам? Может, достаточно того, что в газете есть разные точки зрения и люди могут сделать выбор?» — размышляла Юля.
Но как возражать главреду, когда он в восторге от собственной идеи и, несмотря на адскую жару, не уйдет, пока не услышит одобрения своего предложения. Выручила, как всегда, Мила Сергеевна.
— Не переживайте, Егор Петрович, проведем мы этот горячий провод. Раз надо, значит, прилипнем к телефонам, и пусть народ звонит, общается. Здорово вы это придумали, не даете нам отсидеться.
Юля энергично закивала и подумала, что ее любимый герой барон Мюнхгаузен из известного фильма, возможно, был прав, когда утверждал, что каждый здравомыслящий человек просто обязан время от времени поднимать себя за волосы. Может, и правда надо вздернуть себя за волосы, и тогда настроение из летне-ленивого превратится в рабочее?
И вот настал день проведения горячей линии. Солнце палило так, что от жары не спасали и вентиляторы, закупленные накануне по заданию главреда. Даже сиденья редакционных стульев накалились. Тымчишин извивался на своем стуле и горестно вздыхал:
— Вот, Сорнева, никто ведь не оценит, в каких античеловеческих условиях мы работаем. Жаримся, как папуасы.
— Папуасы не жарятся, они привыкшие, — отмахнулась Юля.
— А я не привык, я человек сибирский, мне жарко. Все для народа, значит? А народ холодное пиво пьет и над нами посмеивается!
На горячую линию был отведен час. Первые десять минут звонки раздавались редко, но потом начали усиливаться в геометрической прогрессии. Журналисты беспрерывно говорили по телефону и фиксировали для себя информацию кто в блокноте, кто сразу на компьютере.
— Юля, это ты?
Юля сразу узнала голос постоянной читательницы Анны Павловны Колокольцевой, Юля уже помогала этой пожилой женщине.
Анне Павловне не повезло, ее дом попал в список региональной программы капремонта, да не просто попал, в доме уже начали перекрывать крышу. Бригады менялись одна за другой, а ремонт не двигался. Квартира Колокольцевой находилась на последнем этаже, и два месяца бабушка жила при разобранной крыше, когда шел дождь, ей приходилось выносить воду ведрами. Юля широко осветила эту проблему в прессе, и социальная служба предложила Анне Павловне переехать на время ремонта в другую квартиру.
— Я решила никуда не ехать, Юлечка, — бодро сообщила Колокольцева. — У меня вчера мэр был, сказал, что берет работы по ремонту в нашем доме под личный контроль.
— Анна Павловна! Мы же с вами договаривались, что вы на время ремонта переедете. Там жить опасно!
— Я войну пережила, что мне капремонт! — гордо заявила бабушка. — Только вот не могла бы ты с ребятами ко мне приехать сегодня? У меня с потолка люстра упала.
— Анна Павловна! Как люстра упала? Вы не пострадали? Конечно, мы приедем. Только это будет не раньше чем через час, мы должны закончить горячую линию.
— Я подожду, Юлечка. Подожду. Главное, ты про меня не забудь.
— Конечно, не забуду, Анна Павловна.
Потом Юля принимала еще звонки, записывала контакты читателей. Егор Петрович оказался прав, теперь материала на три газетных выпуска наберется: историй хоть отбавляй, и все с новизной. А пока Юля размышляла, как уговорить Колокольцеву переехать из опасной квартиры.
— Я могу поговорить с Юлией Сорневой? — раздался в трубке новый голос, приятный женский, но очень требовательный.
— Я вас слушаю, — вздохнула Юля. Она знавала таких инициативных дамочек. Сейчас женщина будет назидательно говорить о том, что нет в городе культуры, что реклама заполонила собой все уголки. Темы хорошие, но бесперспективные. Широко шагаешь, как известно, штаны порвешь.