— Больной? Где? Это Чарльз?
— Нет, Мэри. Она наверху.
— Господи помилуй! — произнес доктор Харкнесс. — Хорошо! Сейчас иду.
Он поднялся, слегка покачиваясь, но не тронулся с места.
— Плохо? — спросил Уорэндер Флоренс.
Та, прижав к губам руку, закивала, как китайский болванчик. Уорэндер набрал из ведерка для бутылок горсть льда и неожиданно засунул его за шиворот Харкнессу.
— Придите в себя, — сказал он.
Доктор Харкнесс, громко выругавшись, протестующе повернулся к полковнику, но потерял равновесие и тяжело растянулся на полу. Флоренс завизжала.
— Все в порядке, — проговорил, не поднимаясь, доктор. — Просто споткнулся. Чепуха какая-то!
Уорэндер и Гантри поставили его на ноги.
— Да, все в порядке, — сердито повторил он. — Дайте мне, пожалуйста, воды.
Гантри нацедил немного из ведерка со льдом. Доктор Харкнесс шумно проглотил воду и передернулся:
— Ну и гадость! — произнес он. — Где больная?
С площадки лестницы слышался неузнаваемый, голос Чарльза:
— Харкнесс! Харкнесс!
— Идет! — крикнул в ответ Уорэндер и вывел тяжело дышавшего доктора из комнаты. Ломая руки и безумно озираясь на стоявших в полном молчании гостей, Флоренс последовала за ними.
— Может, еще потребуется лед, — проговорил Гантри и, взяв ведерко, направился вверх по лестнице.
Собравшиеся остались стоять в неизвестности.
В комнате Мэри Беллами были открыты все окна. Вечерний ветерок шевелил занавески и колыхал ряды тюльпанов. Доктор Харкнесс стоял на коленях перед морем пены из красного шифона, откуда, как жерди, торчали две ноги в туфлях на высоких каблуках и две обнаженные руки, стиснутые пальцы которых сверкали от бриллиантов. Бриллианты усеивали неподвижную грудь и блестели в прядях растрепанных волос. Одна оборка красного шифона прикрывала лицо, и это было к лучшему.
Доктор Харкнесс снял пиджак. Его мокрая от растаявшего льда рубашка прилипла к спине. Он прижал ухо к скоплению бриллиантов на красном шифоне. Потом выпрямился, приподняв закрывающую лицо оборку, пристально всмотрелся, снова закрыл лицо и встал на ноги.
— Боюсь, ничем нельзя помочь, — произнес он.
— Но надо же что-то делать. Неужели вы не понимаете? Надо! Попытайтесь. Что-нибудь. Бога ради, попытайтесь! — умолял Чарльз.
Своей четкой походкой, по-военному расправив плечи, к Харкнессу подошел Уорэндер и минуту смотрел на лежащее перед ним тело.
— Скверно, — проговорил он. — Придется это выдержать, так?
Чарльз сел на кровать и потер веснушчатой рукой подбородок.
— Я просто не в силах поверить, что такое могло случиться, — заговорил он. — Это у меня перед глазами! Это случилось! А я не могу поверить.
Флоренс громко разрыдалась. Доктор Харкнесс повернулся к ней:
— Вы Флоренс, да? Так будьте умницей, возьмите себя в руки! Вы застали ее в таком состоянии?
Флоренс кивнула и, рыдая, добавила что-то неразборчивое.
— А она была… — Харкнесс взглянул на Чарльза. — В сознании?
— Не узнала меня. Не говорила, — ответила Флоренс и опять разрыдалась.
— Окна были раскрыты?
Флоренс покачала головой.
— Вы раскрыли их?
Она опять качнула головой:
— Я не сообразила. Я была так напугана… Я не подумала…
— Я открыл окна, — сказал Чарльз.
— Перво-наперво, что надо было сделать, — пробормотал Уорэндер.
Гантри, который, с тех пор как вошел, неподвижно стоял у двери, присоединился к остальным.
— Но в чем дело? — спросил он. — Что же случилось?
— Совершенно ясно, — нетвердо ответил Уорэндер. — Она пользовалась здесь этой проклятой штукой. Я же только сегодня утром говорил, что это опасно.
— Какой штукой?
Уорэндер наклонился. Аэрозольный баллон с пестицидом лежал на полу рядом с судорожно стиснутой правой рукой. Из него вытекала струйкой темная жидкость, оставляя на ковре пятна.
— Этот, — ответил Уорэндер.
— Лучше не трогайте его, — резко сказал доктор Харкнесс.
— А что?
— Лучше оставить его там, где он лежит, — доктор взглянул на Гантри. — Это какой-то из этих проклятых инсектицидов. Для растений. Вся жестянка с надписями о мерах предосторожности.
— Я говорил ей, — повторил Уорэндер. — Посмотрите сюда.
— Я же сказал, не трогайте его.
Уорэндер выпрямился. Кровь прилила к его лицу.
— Простите, — произнес он, а потом добавил. — А почему нельзя?
— Уж слишком вы решительно действуете руками. Я весь до черта промок и замерз.
— Вы были пьяны. А это лучший способ. Из опыта знаю.
Оба обиженно смотрели друг на друга. Потом доктор Харкнесс взглянул на Чарльза, который, согнувшись вдвое, сидел на кровати и держался за грудь. Подойдя к нему, доктор спросил:
— Вам плохо?
Тимон Гантри положил руку на плечо Чарльза:
— Давайте я отведу вас к вам в комнату, старина. Это рядом, да?
— Да, — ответил доктор Харкнесс. — Но не сейчас. Подождите минуту. Сначала другое, — он повернулся к Флоренс. — Вы знаете, где мистер Темплетон держит свои таблетки? Принесите их, пожалуйста. И захватите аспирин. Побыстрее только.
Флоренс отправилась в гардеробную. Доктор присел на кровати рядом с Чарльзом и взял его запястье.
— Спокойнее! — произнес он и, посмотрев на Гантри, попросил немного бренди.
— Я знаю, где взять, — сказал Уорэндер и вышел.
— А как быть с толпой внизу? — спросил Гантри.
— Подождут, — ответил доктор, все еще держа запястье Чарльза. Потом он отпустил его руку, положил ее на колено и прикрыл сверху своей. — Через минуту мы уведем вас отсюда. Предоставьте все заботы другим. Скверная штука.
— Я не могу… — начал Чарльз, дыша прерывисто и со всхлипами. — Я не могу…
— Не старайтесь сейчас разобраться. Пока не надо. А вот и Флоренс. Хорошо. Теперь одну таблетку.
Он дал Чарльзу лекарство. Возвратился Уорэндер с бренди.
— Это поможет, — сказал Харкнесс.
Все в молчании ждали.
— Мне лучше, — наконец проговорил Чарльз.
— Прекрасно. Теперь мы вас с двух сторон поддержим. Спокойнее. Только ложитесь, Чарльз, ладно?
Чарльз кивнул. Потом, заметив, что к нему подходит Уорэндер, произнес очень твердо «нет» и повернулся к Гантри.
— Мне лучше, — повторил он, и Гантри, бережно поддерживая его, увел в другую комнату.
Уорэндер несколько секунд стоял в нерешительности, а затем, вздернув подбородок, отправился за ними.
— Дайте ему грелку, — сказал Харкнесс Флоренс.
Когда она ушла, он проглотил три таблетки аспирина, взял трубку стоящего у кровати телефона и набрал номер.
— Говорит доктор Фрэнк Харкнесс. Я звоню из дома мистера Чарльза Темплетона. Пардонез-плейс, два. Несчастный случай со смертельным исходом. Какой-то инсектицид. Миссис Темплетон. Да. Прием — человек пятьдесят. Хорошо. Я жду.
Когда он вешал трубку, вошел Гантри. Взглянув на Харкнесса, он внезапно остановился и спросил:
— Что еще?
— Я позвонил в полицию.
— Полицию?
— В подобных случаях необходимо сообщить в полицию.
— Можно подумать…
— Можно подумать что угодно, — проворчал доктор Харкнесс, отворачивая на кровати край изящного покрывала и одеяла. — Я не хочу звать слуг, а эта женщина уже на грани истерики. Пожалуй, простыня подойдет.
Вытащив простыню, он скомкал ее и протянул Гантри:
— Прикройте-ка ее, старина, ладно?
У Гантри вокруг рта пошли белые пятна.
— Не нравится мне это дело, — сказал он. — Я столько раз ставил такие сцены в спектаклях, но никогда не встречал в жизни. — Потом добавил с неожиданным ожесточением: — Накрывайте ее сами.
— Ладно, ладно, — вздохнул Харкнесс. Пройдя по комнате, он принялся накрывать тело. Ветерок, дувший в распахнутые окна, шевелил простыню и казалось, что материя поднимается от движения того, что под нею скрыто.