Мы сидели на уроках воскресной школы, которые раньше вели наши родители, и слушали, как новый учитель говорит о Боге. Затем мы направились в церковь, поприветствовав по пути преподобного Смита. Пожав нам руки, он выжидающе огляделся в поисках наших родителей. Но не успел он расспросить нас о том, где они, следующий в очереди пожал ему руку, и мы с Крисом поспешили занять свои места.
Мы чувствовали себя в безопасности, стоя среди прихожан. Ситуация была знакомой и правильной. Мы спели The Old Rugged Cross и Rock of Ages, и тепло текстов окутало нас, когда мы смотрели, как другие послушники зажигают свечи на алтаре. В комнате пахло сосновой смолой и цветами, но больше всего – духами всех женщин, которые нанесли их на себя слишком много. Мы тихо сидели и слушали проповедь преподобного Смита о воле Божьей, истине и мирной красоте, воплощенных в жизни.
Мне казалось, что преподобного Смита всегда окружает святое сияние. Я много думала о его описании Бога и о том, какое отношение этот Бог имеет ко мне. Эта концепция всегда казалась мне странной. Был ли Бог таким, как описывал его преподобный? Я представляла себе неземное существо с длинной бородой, от которого исходит белый свет и тепло. Или Бог подобен Волшебнику из страны Оз, всемогущему и доброму, пока не начнешь ему перечить? Или Бога нужно бояться? Похож ли он на моего отца? «Я – Бог! – кричал он. – Мои слова и поступки не могут быть неправильными!»
Я посмотрела на Криса, который выглядел серьезным, как и всегда в церкви. Я знала, что он, как и я, был очарован идеей чистой и безусловной любви Отца, существующей где-то за пределами нашей реальности. Мы обсуждали то, во что верили, а иногда духовность затрагивала более личные вопросы. В один из вечеров мама сообщила нам, что дядя Фил умер. Дядя Фил технически не был нашим дядей, он был мужем Эви, женщины, которая заменяла нам бабушку. Дядя Фил был добрым и милым и всегда показывал нам забавные фокусы. Тогда я впервые столкнулась со смертью. В ту ночь, когда мы узнали о дяде Филе, Крис увидел, что мне грустно, и позволил мне лечь рядом с ним, свернувшись калачиком. Мы лежали в его кровати и сравнивали, как мы видим рай и ангелов, гадая, что дядя Фил может делать там, наверху, с Богом, и нравится ли Богу, когда у него из-за ушей вытаскивают четвертаки или карты, которые каким-то образом появляются и исчезают. В руках у меня был сувенир от Фила, который я крутила в руке.
– Что ты с ним делаешь? – спросил Крис.
– Мне его дал дядя Фил, – ответила я.
– Главное – это не вещи, которые он нам дал, Карин, – мягко сказал он. – Главное – это воспоминания. К ним нельзя прикоснуться. Все, что ты можешь потрогать руками, – это просто фигня.
Сидя с Крисом на деревянной скамье в церкви, я задумалась, прав ли он. Мы приняли причастие, когда его передали по кругу, и когда сухой кусочек хлеба и сладкий виноградный сок коснулись моего языка, я подумала: «Это же тоже вещи, но они имеют большое значение».
После службы мы спустились в общественный зал. Проходя мимо портретов членов клуба, выстроившихся вдоль коридора, я увидела свою семью такой, какой другие члены клуба, должно быть, видели нас на наших праздничных снимках из Olan Mills: милые и улыбчивые дети, счастливые родители, идеальная семья для рождественской открытки.
Я подумала, что мы выглядим как семья Дениз Баркер. Дениз была моей лучшей подругой и жила прямо через улицу от нас. Именно во время игр после школы и ночевок у нее дома я поняла, что происходящее у нас дома, возможно, было не так уж нормально и, вероятно, не в порядке вещей. В ее доме всегда было безукоризненно чисто, как и у нас, но тихо. Я, правда, не понимала, насколько буйный у меня характер, пока очень милой и сдержанной матери Дениз не пришлось несколько раз предупредить меня, что, если я не сбавлю громкость, у нее не будет иного выбора, кроме как отправить меня обратно домой. Мы с Дениз уходили к ней в комнату, изо всех сил стараясь удержаться от хихиканья. У нее было два старших брата, которые много играли в футбол, а Дениз брала уроки фортепиано. Они всей семьей ходили в церковь каждое воскресенье и молились перед каждым приемом пищи, даже если это был понедельник в «Макдоналдсе». Отец Дениз был инженером с высшим образованием, он работал в той же сфере, что и мой отец, и их профессиональные пути время от времени пересекались. Мне было интересно, что отец Дениз думает о моем: что он такой же выдающийся муж и отец, как и ученый? Всякий раз, когда я видела, как мистер Баркер воспитывает детей, меня поражало, насколько разумно и сдержанно он себя при этом ведет. Выражение его лица менялось с обычного дружелюбного на нечто суровое, но не угрожающее. Он действительно разговаривал со своими детьми и слушал, когда они отвечали. И они не боялись ответить. Мне это было совершенно чуждо. Я умерила свою общительность и проводила как можно больше времени дома у Дениз. Я уверена, что брак ее родителей не был идеальным. Но я никогда не слышала, чтобы они говорили что-то плохое друг другу или кому-либо из детей – о другом родителе.