Выходные, в которые проходили спортивные мероприятия, заменяли семейные пешие походы в Шенандоа. Но когда Крис пробежал мимо меня, раскрасневшийся и мокрый от пота, я увидела, как на него снизошло то же сочетание решимости и умиротворения, которое я часто видела, когда мы вместе шли по тропе. «Во время бега в голове укладываются все мысли, – говорил мне Крис. – Я думаю обо всем, что меня так сильно злит, и это мотивирует меня двигаться вперед. Я не устаю. Мне всегда нужно больше времени, чтобы во всем разобраться. Даже в конце длинного забега я просто хочу и дальше бежать».
Я тоже вступила в команду по легкой атлетике, только не бегала на длинные дистанции. На самом деле я вообще не была таким уж прям бегуном. Тренеры были полны надежд, когда в регистрационном списке появилось имя младшей сестры Криса Маккэндлесса. Вскоре стало очевидно, что я не наделена его скоростью или выносливостью, и легкой атлетике не было суждено попасть в список тех школьных занятий, в которых я собиралась сделать себе имя. Тренеры относились ко мне вежливо, вопреки разочарованию. Для меня достижения в беге не имели значения. Я воспринимала его как очередное занятие, которое позволяло сбежать из дома. Мне никогда не хотелось соревноваться с Крисом. Я просто хотела быть похожей на него.
Несмотря на отсутствие духа соперничества в наших отношениях, я не могла не подкалывать Криса, когда превзошла его в единственном и неповторимом навыке – игре на валторне, похожей на мелофон в моем любимом направлении – маршевом оркестре. Крису не была близка регламентированная, военизированная культура игры в оркестре еще до того, как я приехала в Вудсон на соревнования. Сама среда раздражала его, а я тем временем преуспевала как в игре на инструменте, так и в соблюдении традиций. Мне нравилась структурированность и предсказуемость: маршируй сюда, затем сделай три шага туда, сыграй эти три такта. Мне нравилось наблюдать за тем, как наше успешное общение отражается в паттернах на поле. Для этого были нужны дисциплинированность и трудолюбие, и я быстро добилась успеха, став лидером в секции, а затем первым председателем, когда мы поменяли поле на сцену в симфоническом оркестре. Мне нравилось приносить домой трофеи и грамоты – они доказывали мою успешность, что родители должны мной гордиться.
Крису было наплевать на трофеи или почести, и все же он был ужасно хорош во всем. Он ставил перед собой высокие цели и достигал их, не испытывая давления от осознания, что от него зависят другие люди.
Пока я не хотела никого разочаровывать, он заботился лишь о том, чтобы не разочаровать самого себя. Он был скорее одиночкой, а мне нравилось быть частью команды. Он импровизировал, а я следовала правилам. Он дразнил меня за то, как я вписываюсь в общество, говоря, что я любимица дирижера оркестра, мистера Касагранде, но тут же подмигивал. «Но я горжусь тобой, Карин, – говорил он. – Ты и правда хорошо поработала».
Разница в подходах была заметна и дома. Крису хотелось бы чаще видеть моих родителей такими, как их видела я, – проблемой, которую можно решить, если просто сесть и рационально поговорить. Теперь, когда мы оба были старшеклассниками, физического насилия стало меньше – слишком большие, чтобы папа мог придавить нас коленом, слишком быстрые, чтобы он успевал нас поймать, и уже способные защищаться. К тому же, раз уж теперь мы могли помочь маме, издевательства над ней отошли у отца на второй план в отличие от словесных оскорблений, которые она продолжила слушать постоянно.
Теперь при каждой их ссоре Крис достаточно долго прислушивался, пока не понимал, что это все та же старая сцена, только с новым диалогом. Потом он разводил руками, говорил им, что они оба идиоты, и уходил. Я, с другой стороны, советовала родителям успокоиться, присесть и обсудить все рационально, попытаться добраться до сути спора и разрешить его. Если отец начинал угрожать физически, я требовала рассказать, чего он ожидает этим добиться. Я стала брачным консультантом. Крис был адвокатом по бракоразводным процессам.
Однако отцовская потребность в контроле все же иногда приводила к применению насилия, как это случилось однажды, когда он понял, что проигрывает Крису в споре. Приближалось лето, а с ним и школьный выпускной для Криса. Я сидела на диване в гостиной, просматривала ежегодники, которые мы в тот день получили в школе. Мама гладила папины рубашки. Мой приступ ностальгии по 1985/86 учебному году был прерван, поскольку вновь всплыла горячая тема для спора: летние планы Криса. Крису не терпелось отправиться в путь на своем «Датсуне» сразу после окончания школы, а папу бесило отсутствие логики в том, чтобы заранее составить план поездки и представить его на утверждение родителям.