Увидев страшное лицо, стоявшие рядом адепты отпрянули назад. Кто-то вскрикнул. Мисс Уэйд – пожилая женщина в плохой одежде – испустила сдавленный вопль, в котором слышались ужас и в то же время торжество:
– Мертва! Я же говорила – она мертва! О! Отец Гарнетт!
– Закройте ее, ради бога, – пробормотал высокий молодой человек.
Доктор наклонился ближе. Он понюхал воздух возле губ покойной и расстегнул воротник платья. Найджел увидел, как его ладонь крепко прижалась к бледной коже. Доктор подержал ее так несколько мучительно долгих секунд. Не поднимая головы, он пристально всмотрелся в ее лицо. Потом снова опустил поля дамской шляпы.
– Жуть, просто жуть, – бормотал похожий на торговца джентльмен, судя по акценту, американец.
– Попросите прихожан покинуть церковь, – резко сказал доктор. Он обращался к священнику.
Отец Гарнетт ничего не ответил. И даже не шевельнулся. Его фигура по-прежнему выглядела внушительно, но вся энергия куда-то улетучилась. Он словно оцепенел.
– Вы можете попросить их уйти? – повторил доктор Касбек.
– Подождите!
Найджел сам испугался, услышав свой голос. Все сразу повернулись к нему, не столько удивленные, сколько сбитые с толку. За его спиной прошел шепоток. Ему казалось, что его голосовые связки взбунтовались и действуют помимо его воли.
– Эта дама умерла естественной смертью? – спросил он доктора.
– Как видите, я сделал только беглый осмотр.
– Но у вас есть сомнения?
– Что это значит? – вдруг очнулся священник. – Кто вы такой?
– Я присутствовал на службе. Простите, что вмешиваюсь, но, если есть подозрения в насильственной смерти, никто не должен…
– В насильственной? С чего вы взяли? – спросил американец.
– Я сужу по рту и глазам. И еще… по запаху. Возможно, я ошибаюсь. – Найджел продолжал смотреть на доктора. – Но, если есть сомнения, лучше, если все останутся на месте.
Доктор холодно разглядывал его несколько секунд.
– Пожалуй, вы правы, – произнес он наконец.
Они говорили вполголоса, но, очевидно, в зале расслышали их слова. Несколько человек вышли в центральный неф. Гул в рядах усилился. Послышались громкие голоса, какая-то женщина вскрикнула. Шепча и шатаясь, толпа медленно двинулась к алтарю.
– Скажите им, чтобы сели на свои места, – попросил доктор.
Священник, похоже, уже собрался с мыслями. Он повернулся и быстро взбежал по ступенькам кафедры. Найджел почувствовал, что он готов употребить весь свой авторитет, чтобы вернуть контроль над паствой.
– Друзья мои! – загремел его сильный и уверенный голос. – Прошу вас, вернитесь на свои места и сохраняйте спокойствие. Я чувствую, как в эту минуту на нас нисходят мощные космические волны. Их энергия осенила нашу возлюбленную сестру, наш Избранный сосуд экстаза, Кару Куэйн. – Его голос слегка дрогнул и сбавил тон. – Мы должны укрепить наши души силой мировой гармонии. Призываю вас предаться медитации на тему «Единение». Пусть в храме пребудет тишина.
Все сразу повиновались. В зале воцарилось глубокое молчание. Стало так тихо, что было слышно, как прошелестела мантия священника, спустившегося с кафедры. Найджелу он казался каким-то сверхъестественным, невероятным существом.
Отец Гарнетт обратился к двум причетникам, один из которых все еще механически качал кадильницей, а второй держал сосуд с вином.
– Задерните занавес, – распорядился он тихо.
– Да, отче, – ответил рыжий.
– Да, отче, – пролепетал темноволосый.
Раздался звон металлических колечек, потом шорох тяжелой ткани, и они оказались за парчовой стеной, наглухо отделившей их от прихожан. Алтарь превратился в комнату, мрачноватую, но довольно уютную.
– Теперь можно говорить свободно, – заметил священник. – Занавес с подкладкой, очень плотный.
– Господи, помилуй! – воскликнул американец. – Что за кошмарная история! Доктор, вы уверены, что она умерла?
– Уверен, – отозвался доктор, снова наклонившись над телом.
– Да, но дело не только в этом, – вмешался молодой человек. – Почему никто не должен уходить? Что это значит? – Он повернулся к Найджелу: – Зачем вы сказали про насильственную смерть и кто вы, черт возьми, такой?
– Морис, – попытался остановить его священник. – Морис, дитя мое…
– Эта женщина, – упрямо продолжал юноша, – вообще не должна быть здесь. У нее нет права подходить к чаше. Она – воплощенное зло. Я знаю, отец Гарнетт, я знаю…