– Итак, приступим, – весело сказал Аллейн.
– Где Джейни? То есть мисс Дженкинс? – спросил Морис.
– Она вас ждет.
– Что вы хотите узнать?
– Все, что вы можете сказать по этому делу.
Морис замолчал. Аллейн снова спросил его про запах и услышал ответ про ладан. Затем инспектор взял свой блокнот и зачитал слова, произнесенные мистером Принглом накануне.
– О чем вы собирались рассказать, когда я вошел в зал?
– Ни о чем.
– Вы всегда не заканчиваете фразы, мистер Прингл?
– То есть?
– Вы крикнули: «Я все им расскажу», – но, увидев меня, замолчали.
Морис вытащил одну руку из кармана и стал кусать ногти.
– Отвечайте. Почему вы сказали про возмездие? Зачем миссис Кэндур хотела занять место мисс Куэйн? Что замалчивал мистер Гарнетт? И что вы собирались «всем рассказать»?
– Я отказываюсь отвечать. Это мое дело.
– Прекрасно. Фокс!
– Сэр?
– Передайте мисс Дженкинс, что мистер Прингл отказывается говорить с полицией, так что она может его не ждать. Проследите за тем, чтобы ей вызвали такси, хорошо? У нее усталый вид.
– Да, сэр.
– В чем дело? – сердито вмешался Морис. – Я сам ее отвезу.
Фокс остановился.
– К сожалению, вам придется немного задержаться, – объяснил Аллейн.
– Проклятье! Терпеть не могу чинуш! Садизм в худшем виде.
– Выполняйте, Фокс.
– Погодите, – буркнул Морис. – Я… Черт, что за дурацкая фраза… Я буду говорить.
Аллейн улыбнулся, а Фокс спокойно вернулся на свое место.
– Интересуетесь психоанализом, мистер Прингл? – вежливо спросил Аллейн.
– А это тут при чем? – грубо ответил Морис. Казалось, с него полностью слетели все следы благовоспитанности. – Удивляюсь, что в полиции вообще слышали такое слово.
– Считайте, что мне его кто-то подсказал.
Морис бросил на Аллейна быстрый взгляд и покраснел.
– Простите… Эта жуткая история совсем выбила меня из колеи.
– Понимаю. Я спросил про психоанализ только потому, что вы упомянули «садизм» – очень интеллигентское словечко. Сомневаюсь, что вы ясно представляете себе его значение. Как вы относитесь к психологии толпы?
– К чему вы клоните?
– К психологической стороне религиозных ритуалов. Как вы думаете, что происходит с людьми, когда они попадают, скажем, под влияние харизматичного священника?
– Что происходит?! Они становятся его рабами!
– Сильно сказано, – заметил Аллейн. – По-вашему, здешняя паства – это рабы мистера Гарнетта?
– Если угодно – да. Да, да, да!
– И вы тоже?
Молодой человек взглянул на него так, словно ему очень трудно было сосредоточиться. Его губы дрожали.
– Посмотрите, – выдавил он из себя.
Аллейн подошел ближе, пристально посмотрел ему в глаза и произнес одно слово – так тихо, что Найджел не расслышал. Морис кивнул.
– Как вы догадались?
– Вы сами сказали: посмотрите. Вас выдают глаза. Суженные зрачки. Ну, и плохие манеры – уж простите.
– Я не могу себя контролировать.
– Похоже, что так. Работа мистера Гарнетта?
– Нет. То есть, думаю, ему кто-то поставляет… Он… он давал мне специальные сигареты. Очень слабые, поверьте. Говорил, что это обостряет восприимчивость.
– Еще бы.
– Но они и правда помогают! Волшебное средство. Все кажется таким чудесным. Только… только…
– Теперь это уже не только сигареты, верно?
– К черту ваш гонор, инспектор. О боже, простите…
– Другие посвященные тоже прибегают к краткому пути к духовному прозрению?
– Только не Джейни. Она даже не знает. И Огден тоже нет… Не говорите ей, ладно?
– Постараюсь. А остальные?
– Не все. Кара Куэйн только начала. Кэндур употребляет. Давно, еще до встречи с отцом Гарнеттом. Огден и де Равиньи – нет. Хотя насчет де Равиньи я не уверен. На самом деле ему стоило бы попробовать. В конце концов, всегда можно бросить.
– И вы можете? – спросил Аллейн.
– Конечно. Я собираюсь завязать.
– Значит, вы все собираетесь у мистера Гарнетта и… курите сигареты?
– Так было вначале. Но потом эти двое – миссис Кэндур и мисс Куэйн – стали приходить отдельно и в другое время. – Морис поднес руку к лицу и взялся за дрожащую нижнюю губу. – А потом… Потом Кара стала готовиться к роли Избранного сосуда и ходила к нему одна.
– Понятно.
– Ничего вам не понятно. Вы ничего не знаете. Только я знаю. – Он заговорил быстро и сбивчиво, словно хотел выговориться во что бы то ни стало. – Недели три назад, днем, я зашел к отцу Гарнетту. В церкви никого не было. Поэтому я пошел через алтарь – прямо туда, к его двери. Я позвал: «Вы здесь, отче?» Они не слышали. Я вошел, точнее, заглянул и… О боже! О боже! Фригг и Один. Избранный сосуд!