Найджел раздраженно развернулся и прочел: «Колокол умолкает, как только священник входит в храм. Двери закрываются и остаются закрытыми до конца церемонии».
– Видите? – назидательно промолвил юноша.
– Вижу. Но, по-моему, вы совершаете ошибку, слишком строго этому правилу следуя. Наверное, вы заметили, что я здесь новенький. Что-то заставило меня сюда прийти – какой-то внутренний толчок. Кто знает, не стану ли я новым приверженцем той доктрины, которая проповедуется за этими дверями?
– Для неофитов проводятся занятия по средам, в четверть седьмого.
– Да не собираюсь я туда ходить! – в сердцах выпалил Найджел.
– Как вам угодно.
Найджел вдруг почувствовал, что ведет себя очень глупо. Он и сам не очень понимал, почему так разозлился, не попав на церемонию, о которой ничего не знал и на которую ему было, по большому счету, наплевать. Устыдившись своей грубости, он снова повернулся к надписи, надеясь как-нибудь умилостивить привратника.
В верхней части таблички пламенел красный факел, окруженный рядом малопонятных символов. Все это было заключено в большой круг, состоявший из знаков Зодиака. Найджела охватил новый приступ недовольства – он как раз рассчитывал на что-то в этом роде. Ясно, что здесь происходили какие-то странные и экзотические службы. Доносившееся из-за дверей приглушенное пение усилило его досаду. Тем не менее он прочел:
В свете Священного пламени все тайны мира – только грани одной великой Тайны, все боги – лишь воплощения одного великого Божества. Время – не более чем образ Вечности, а путь к вечному лежит через Духовный экстаз.
– Скажите, – обратился Найджел к привратнику, – кто такой Джаспер Гарнетт?
– Наш Основатель, – сухо ответил молодой человек, – и наш Пастырь.
– Значит, он не только рассуждает о вечности, но и открывает тот самый «путь», о котором говорит?
– Я бы сказал иначе, – возразил привратник, причем в его глазах блеснул фанатичный огонек. – Он сам и есть Путь.
– А вам, стало быть, приходится вечно пребывать в изгнании, коротая время с опоздавшими посетителями? – спросил Найджел, которому начал нравиться этот диалог.
– Мы дежурим по очереди.
– Ясно. Кажется, я слышу за дверью какие-то стенания. Это голос мистера Джаспера Гарнетта?
– Да. Только это не стенания, а молитва.
– Что за молитва?
– Наверное, вам все-таки стоит посетить занятия для неофитов. Я не имею права болтать с посторонними, тем более находясь на страже, – с пафосом заявил привратник.
– Ну какая же это болтовня, – возразил Найджел.
Вдруг он подскочил на месте. Дверь содрогнулась от мощного удара изнутри. За ним последовал второй, потом третий.
– В сторону, в сторону! – воскликнул молодой человек.
Он снял железную сетку, защищавшую бронзовый факел, потом достал из кармана ключ и быстро отпер дверь.
Найджел поспешно отошел в сторону. Рядом с дверью в стене имелась небольшая ниша. Он бесшумно отступил вглубь.
На пороге появились два отрока в длинных ярко-алых одеяниях и пурпурных накидках, украшенных богатой вышивкой. Их длинные волосы пышно струились по плечам. Один был рыжекудрый и курносый, с крупными зубами, другой – черноокий брюнет с пухлым ртом. Меланхолично потряхивая кадильницами, они с поклонами приблизились к факелу. Вслед за ними шествовал высокий мужчина в белоснежном расшитом одеянии, напоминавшем о друидах. У него была роскошная седая шевелюра, глубоко запавшие глаза и густые черные брови. Все вместе производило сильное впечатление. На худом скуластом лице, изборожденном морщинами, выделялся тяжелый подбородок. Человек с такой внешностью мог с одинаковой вероятностью быть трагическим актером, святым или американским коммивояжером. Найджел прекрасно его рассмотрел, потому что тот долго стоял перед факелом, склонив голову и держа в руках незажженную свечу. Затем, бормоча что-то под нос, мужчина трижды преклонил колени и протянул свечу к язычкам пламени. Когда она вспыхнула, он поднял ее высоко над головой. Привратник и оба служки опустились на колени, священник закрыл глаза, а Найджел проскользнул в зал.
Сначала ему показалось, что вокруг полная темнота. Потом он начал что-то различать. Вдалеке – судя по всему, на алтаре – горел красный огонек. В воздухе стоял запах ладана. Ноги утопали в толстом, мягком ковре, скрадывавшем звук шагов. Найджел почувствовал, что вокруг него в абсолютной тишине стоит множество людей. Неожиданно в открытых дверях появился свет. Стараясь отойти подальше, Найджел начал осторожно смещаться вправо и, не обнаружив никаких препятствий, решил, что попал в поперечный неф. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и перед ним стал вырисовывался плывший под сводами дымок, какие-то бледные фигуры возле стен (вероятно, статуи) и ряды смутных силуэтов с опущенными головами. Он догадался, что движется вдоль стены за последним рядом скамей. В дальнем углу показалось свободное место. Найджел скользнул туда и едва успел усесться, как слабое пятно света, двигавшееся со стороны дверей, возвестило о возвращении преподобного Джаспера Гарнетта и его пылающей свечи. Преподобный появился в центральном нефе, озаренный слабым сиянием огня: казалось, в темноте плывет только его голова, окруженная желтым нимбом. Свеча парила над ним в глубоком мраке. Потом во тьме звучно вспыхнуло яркое пламя. Паства издала какой-то мрачный рев. Орган выдал два-три резких взвинченных аккорда, ударив Найджела по нервам, и на стенах – с равными интервалами – вспыхнули красные светильники.
Несколько минут в храме стоял оглушительный шум, постепенно превращающийся в невнятное пение. Рядом с Найджелом находилась полная дама с хриплым голосом. Он внимательно вслушивался в ее голос, но не мог разобрать ни слова, словно она пела на неизвестном языке.
– Э-э-а-а-и-и-е-е-я-я-е-е, – надрывалась дама.
В заключение орган и паства выдали дружное «Аминь». Все присутствующие поднялись с колен, уселись на свои места, и в храме воцарилось глубокое молчание.
Найджел огляделся по сторонам.
Внешне Храм Священного пламени выглядел абсолютно так же, как любая англиканская или римская церковь. Центральный неф, трансепт, алтарь, престол – все было на месте. Слева – кафедра, справа – аналой. Но на этом сходство с обычными храмами заканчивалось. Внутри помещение напоминало скорее какую-то ультрасовременную художественную выставку, причем в самом безумном из вариантов. Над алтарем высился огромный подсвечник с бронзовым факелом, в котором буйно плясало пламя. Сам алтарь украшали: пернатая змея, деревянная фигурка с длинным языком и глазами из перламутра, вагнеровский божок, миниатюрный тотемный столб и множество других языческих идолов, нагроможденных беспорядочно и кое-как, словно в лавке старьевщика. На стенах красовались знаки Зодиака, а в проходах высились огромные изваяния в стиле модерн. По большей части они представляли собой бесформенные глыбы, из которых там и сям вылезали всевозможные животные и птицы: лев, бык, змея, кошка, феникс. Рядом с ними, казалось, глубоко изумленные таким соседством, громоздились человеческие статуи, изображавшие, по мнению Найджела, скандинавских богов. Мужские фигуры носили шлемы и бороды, женские – шлемы и сапожки. Выглядели они так, словно их начал ваять Джейкоб Эпстайн, а закончил какой-то очумевший каменщик. В одной из статуй Найджел узнал Одина. Могучий бог был облачен в широкий плащ, в складках которого терялась пара четвероногих (вероятно, Гери и Фреки), а у гигантских ног, как будто распухших от водянки, торчали два мрачных ворона (очевидно, Хугин и Мунин). В зале обильно курились благовония. Все сияло роскошью и великолепием.
Пока Найджел предавался этим наблюдениям, зал наполнил голос необыкновенной красоты. На кафедру взошел преподобный Джаспер Гарнетт.
Позже, рассказывая обо всем случившемся старшему инспектору Аллейну, Найджел понял, что не может описать эту часть церемонии даже в самых общих чертах. Запомнилось только одно – она произвела на него глубокое впечатление. Это было подлинное торжество разума и духа. Что-то вроде серии ослепительных пьянящих вспышек, в свете которых все моральные и духовные проблемы человечества решались с необыкновенной легкостью и простотой. Все детали мира сложились в идеальную картину. Найджел чувствовал, как внутри его устанавливается чудесная гармония. Казалось, глаза проповедника смотрели только на него. Они заглядывали ему прямо в душу, и Найджел сознавал, что сопротивляться совершенно бесполезно. Когда священник приказал ему смотреть на факел, он так и сделал. Пламя вспыхивало и колебалось в такт упоительному голосу. Найджел перестал ощущать собственное тело. Короче, он был полностью одурманен и прямым ходом шел к своему «обращению», как вдруг дама рядом с ним оглушительно чихнула и испуганно шепнула: «Простите…»