— Обычно я руководствуюсь профессиональной этикой.
— Да, да, конечно. Я совсем не то хотела сказать. Простите. Приходите, пожалуйста.
— Да, я приду. Сегодня днем. А сейчас примите три таблетки и ложитесь. Вы не хотите сами приехать на консультацию в клинику?
— Я приеду. Конечно, я приеду! Только, как вы думаете, они не решат, что я хочу сбежать? Нет, лучше мне не приезжать. Нет. Неужели вы не можете сделать для меня такую мелочь? Если бы вы пообещали, я могла бы спокойно уснуть.
— Я этого делать не буду. Я приду и навешу вас сегодня днем. До свидания.
— И все же я не верю, — продолжил он, возвращая телефон медсестре. — Эта женщина неврастеничка, но не маньяк. Если выяснится, что это она убила своего мужа, я съем свой диплом и отправлюсь в деревню выращивать цыплят.
— Она все равно от вас не отстанет, — рассудительно сказала медсестра. — Никто, даже врач с вашей репутацией не может себе позволить ввязываться в такую историю.
— Ты, к несчастью, права, — грустно сказал он. — Но мне ее жаль. Ты ее, кажется, знаешь? В ней есть какое-то очарование.
В этот самый момент сержант Рэнделл стоял на ветру в телефонной будке на мрачной железнодорожной станции. Он разговаривал со старшим инспектором Бриди.
— Мы его взяли, сэр, — коротко доложил он.
— Взяли? Здорово. Как он?
— Ругается, сэр.
— Ругается? Я так и думал. Привезите его.
— Есть, сэр. Поезд будет через семь минут. Будем у вас около пяти.
Старший инспектор поблагодарил и положил трубку. Этот короткий разговор явно его порадовал, потому что он решил побаловать себя одной из своих редких сигарет. Он тщательно выбрал ее из коробки на рабочем столе. Это оказалась длинная и тонкая дамская сигарета, с фильтром и гигиеническим мундштуком. Все, кто впервые сталкивался с таким необычным пристрастием инспектора, бывали просто поражены. Но те, кто хорошо его знал, обычно приписывали это его природному благоразумию, считали наивной попыткой расстаться с вредной привычкой и мирились с этим, раз уж эти штучки ему помогали.
Он выкурил половину с огромным наслаждением и, несомненно, продолжил бы и дальше, пока не задымился фильтр, если бы в его голову не пришла одна мысль. Он потянулся к телефону и набрал номер инспектора Витерса, спокойного, уравновешенного и очень трудолюбивого человека, которому он безмерно доверял.
— Есть какие-нибудь результаты? — спросил он, откладывая сигарету в сторону.
— Никаких… сэр, — после небольшой паузы Витерс добавил это официальное обращение. Они были друзьями, но сегодня у Витерса настроение было неважным. — Я просмотрел сообщения обо всех несчастных случаях, всего сорок семь. Ни одного негра во всей округе. Ни одна живая душа в обоих домах, кроме этих двух истеричек, не видела и тени негра. Ни одна, — инспектор дал понять, что не намерен спорить.
Бриди задумался.
— Может быть, миссис Сандерсон и эмоциональная женщина, — примирительно сказал он. — Может, и эта девица Молли на голову слабовата. Но когда эти женщины рассказали, что своими глазами видели, как в тот день мимо окон кухни прошел негр, как раз перед тем, как стемнело, я им поверил.
Молчание.
— Ты все понял?
— Нет, сэр, — Витерс старался быть вежливым, но слышно было, что это давалось ему нелегко. — Простите, но я никогда в жизни не слышал такой дурацкой сказки. Почему же они тогда не подняли шум?
— Потому что это двор рядом с Галереей, и там всегда прогуливаются странные типы.
— Понятно. Если это так, то почему этот чертов негр не мог быть одним из этих… э-э… странных типов, которые обычно там прогуливаются? Перетаскивал, например, упаковочный ящик или что-то вроде этого. Почему такой шум вокруг него?
— Потому что его не должно было там быть. Никто его не знает и не видел. Ты и сам так думаешь, парень.
Это не произвело на Витерса никакого впечатления.
— Я продолжу поиски, сэр.
— Правильно, — раздраженно согласился Бриди.
— Какие успехи с другими версиями? — инспектор не удержался от последнего пинка, и Бриди улыбнулся в телефонную трубку.
— Продолжаю следить за парнем, — удовлетворенно сказал он. — Он сбежал из дома и очень доволен собой. Пусть побегает еще пару часиков. Гроша ломаного он не стоит, ну да мы что-нибудь придумаем. — На этом таинственном заявлении Бриди закончил разговор и положил трубку. Он хотел вернуться к своей сигарете, но, к его великому разочарованию, она уже погасла.
В это время в другой комнате этого же дома дежурный полицейский давал суровую отповедь по телефону.
— Мне все равно, кто вы, сэр, — говорил он. — Но сегодня вы уже дважды звонили шефу. И если у вас есть какая-то новая информация, вы должны сначала сообщить ее мне. Я не могу сейчас вас с ним связать. Мы делаем все необходимое, будьте спокойны.
— Звучит оптимистично, но верится с трудом, — голос Годолфина звучал недовольно. — Прошло уже две недели, а результаты вскрытия будут известны только через семь дней.
— Понимаю, сэр. Мы работаем над делом. — Сержант вздохнул с облегчением, когда на другом конце положили трубку. — Он думает, что выполняет свой долг, понимаешь, — сдержанно заметил он констеблю, расположившемуся напротив его стола. — Интересная вещь. Так всегда ведут себя парни, которые долго служили на Востоке. Они это называют «подгонять полицию». С иностранцами это еще можно понять, но здесь это действует на нервы. Так обычно ведут себя отставные солдаты.
В три часа мисс Фрэнсис Айвори с явно надуманным предлогом на устах торопливо набирала номер студии на Сент-Джоунз Вуд, которую фирма Пендлберри предоставила Дэвиду Филду на зимний период. Она стояла и слушала, как звонил и звонил телефон в пустой квартире и, наконец, поняла, что, если бы там кто-то был, он уже обязательно бы ответил. Она вернулась в пустую гостиную, смешанное чувство раздражения, обиды и отчаяния сводило ее с ума.
Немного позже, когда Филлида разговаривала со своим доктором, Фрэнсис все еще висела на телефоне, а мистер Бриди читал второй за этот день отчет о передвижениях Дэвида Филда, когда мисс Дорсет жгла очередную корзину анонимных мерзостей в подвале, Годолфин писал третий список вопросов, на которые Норрис должен был дать исчерпывающие ответы, а рыжеволосый Генри Лукар ехал в Лондон в сопровождении сержанта Рэнделла и сержанта Беттса в придачу, произошел очень необычный телефонный разговор между маленьким домиком в Тутинге и другим домом в дальнем конце Лондона, в Криклвуде.
— Я ее видела, мама, — сообщил юный голос в Тутинге.
— Что она сказала? — нервно спросил уже немолодой голос Криклвуде.
— Она сказала, что не смогла. Она знала, что ты была права, но не смогла. Она не может оставить свою хозяйку, потому что она очень старая. Она сказала, что та умрет без нее.
— Осмелюсь сказать, это правда, но каждый в подобной ситуации должен думать о себе, ничего тут не поделаешь. Ведь она должна подумать и родственниках, и о том, что скажут люди. Ты ей сказала, что это неблагородно по отношению к ее собственной сестре, уважаемой и респектабельной женщине? Когда на нее указывают пальцем, как на связанную с преступниками. Может быть, это кому-то нравится, но только не нашей семье. Мы респектабельная семья, мы Чэпль, и всегда были Чэпль. Ты ей это все говорила?
— Я ей говорила, мама.
— И она все еще отказывается?
— Да, она так и сказала.
— Ты ей сказала, что я и ее отец можем просто взять и вызвать ее сюда?
— Да, мама, я сказала, но она не приедет.
— Она выводит меня из себя. Она всегда была такая. Упрямая, как мул.
С минуту помолчав, немолодая женщина продолжила, на этот раз немного понизив голос:
— Она что-нибудь рассказывала об этом?
— Нет, ничего. Сказала только, что не знает, кто это сделал.
— Да? — разочарованно сказал старый голос. — Папа говорит, мы должны узнать об этом первыми.
— Да, — озабоченно согласился юный голос, а потом порывисто добавил: — Мама? Знаешь, я думаю, она в этом замешана.
— Она замешана?