Вопрос был задан так непрофессионально, что она сразу заметила ловушку. И старший инспектор Ян Александр Бриди мог с полным основанием сказать о себе: «Он был поразительно умен. Время от времени».
— Нет, — она ответила так спокойно, что он не понял, то ли она так хорошо держит себя в руках, то ли просто заметила его просчет. — Боюсь, что нет. Я ничего не заметила.
Бриди философски отнесся к своему промаху, что вообще было свойственно его натуре.
— Похоже, что не заметили, — вежливо сказал он и, когда она уже выходила, оживленно добавил: — Он сейчас в доме. Вы в курсе? Пришел минут сорок назад и пошел прямо к вашей сестре, простите, к сводной сестре.
Фрэнсис в изумлении повернулась.
— Лукар? — спросила она.
— О нет. — Он внимательно следил за ее лицом. — Его все еще нет. На редкость глупый парень. Я говорил о вашем женихе, мистере Филде. Вы с ним не виделись сегодня утром? Мне показалось странным, что он сразу направился к вашей сестре, не сомневаясь, что его тут же примут. Ну, хорошо, не буду вас больше задерживать. Вы, наверное, очень хотите его увидеть. Не обращайте на меня внимания. Скорее всего, я буду весь день ходить по дому туда-сюда.
8
Оказывается, это вполне возможно — пройти через двор и подняться по двум лестничным пролетам, совершенно не замечая, что делаешь.
Фрэнсис, наверное, лучше запомнила бы дорогу, если бы мгновенно, по мановению волшебной палочки, оказалась у двери Филлиды. Ее охватил леденящий страх. В тот момент она даже не чувствовала ревности. Если бы это недостойное чувство поселилось в ее сердце, она не влетела бы к ним в комнату так бесцеремонно. В тот момент в ее душе не было ничего, кроме страха. Она боялась. Боялась его и боялась за него. Боялась, что совсем не знала его. Она даже не постучала и, рывком открыв дверь, вбежала в комнату, остановившись в центре ковра цвета спелой сливы.
При дневном свете бьющая в глаза роскошь комнаты казалась слегка отталкивающей. Резное дерево и цвета времен Регентства производили впечатление чрезмерного, подавляющего великолепия. Дэвид и Филлида были застигнуты врасплох, как фигуры с картины на живом и роскошном фоне. Они сидели по обеим сторонам узкого стола из орехового дерева, а между ними стоял золоченый телефонный аппарат. Зеленый домашний наряд Филлиды был сшит из стеганого атласа, его полы шлейфом разлетелись по высокому ворсу ковра. Длинные голые руки были протянуты через стол, голова склонилась в безысходной печали. Дэвид держал ее руки в своих, и прозрачность ее кожи подчеркивала силу и мужественность его рук. Он привстал со стула. Воплощенное сострадание и нежность.
Конечно, все это длилось только одно мгновение. Дверь еще закрывалась, а Дэвид уже стоял на ногах, засунув руки в карманы, и его лицо было серьезным и обеспокоенным. В это время Филлида медленно выпрямилась в кресле и подняла на вошедшую большие светлые глаза, полные слез. Все молчали. Целую вечность в комнате стояла звенящая тишина. Первой мыслью Фрэнсис было, что здесь только что разыгралась какая-то эмоциональная буря. Второй — что у них есть какой-то секрет от нее. И, наконец, особенно болезненная — что, в конце концов, у нее не было абсолютно никаких прав на
Дэвида. Их помолвка была простым жестом сострадания с его стороны и, естественно, никак не подразумевала взаимной верности.
Ощущение разочарования и одиночества, охватившее девушку, тем не менее, отрезвило и привело ее в чувство, хотя лицо ее и стало пунцовым.
— О, простите, — начала она, — может, мне лучше выйти или…
Ее голос угас. Они на нее даже не взглянули. Они оба сидели, зачарованно глядя на телефон. Резкий звонок разорвал тишину.
Филлида подняла руку и взяла трубку. Она вся позеленела. Губы ее пересохли, она закрыла глаза.
— Да, — хрипло сказала она.
Фрэнсис бросила взгляд на Дэвида. Он смотрел на Филлиду, как гонщик смотрит на партнера перед самым опасным участком дороги.
— Да, — повторила Филлида, с трудом шевеля губами. — Да… Это я… Филлида. О, дорогой, нет… не беспокойся… Что? О да. Да. Да… — Последнее «да» она почти прокричала, а потом была длинная пауза, пока аппарат взволнованно не затрещал. — Когда?
Глаза Филлиды вдруг широко и некрасиво расширились. Ее страх передался им обоим.
— Так скоро? Понимаю… Да, я рада. Конечно, я рада. Конечно, да. Конечно… До свидания… До свидания, дорогой…
Аппарат продолжал звонить, но она не положила трубку, а так и сидела, тупо глядя прямо перед собой. В конце концов, Дэвид подошел, взял у нее из рук трубку и положил ее на место.
— Ты ему не сказала, — укоризненно сказал он.
Филлида покачала головой и заплакала. Он отвернулся от нее и стал расхаживать по комнате, раздраженно и нервно позвякивая монетами в кармане. Это было так непохоже на его обычные немного ленивые манеры, что Фрэнсис совсем растерялась.
— Ты должна была сказать, — бросил он через плечо. — Это был единственный выход. Когда он будет здесь?
— В четверг, — обреченно прошептала Филлида.
— Через день после приезда Мэйрика? Боже мой, я надеюсь, они встретятся в поезде, и старик ему сам все расскажет.
— Нет, Дэвид, нет. Нет, я не могу это вынести. Не могу. Не могу, не могу!
Последняя фраза утонула в буре горьких рыданий. Она упала на стол, горько всхлипывая, как брошенный ребенок. Все это могло бы показаться смешным, если бы не было так страшно.
Дэвид на минуту приостановил свое кружение по комнате и, подойдя к ней, взял ее под руки и приподнял.
— Прекрати, — резко сказал он. — Прекрати, Филлида. Прекрати, слышишь? Возьми себя в руки. Ложись на кушетку и возьми себя в руки. Теперь уже ничего нельзя сделать.
Он осторожно уложил ее и накрыл пуховым одеялом.
— Поспи, — сказал он. — Тебе нужно хоть немного поспать после всего этого. Поспи и, ради Бога, постарайся найти в себе хоть немного мужества.
Это прозвучало грубо и было немного похоже на хитрую уловку.
Истерика миссис Мадригал постепенно стихала и, наконец, сменилась тихими всхлипываниями. Она лежала, закрыв лицо руками. Ее волосы разметались по шелковым подушкам. Некоторое время Дэвид смотрел на нее. Наконец, напряжение стало спадать, и в его глазах появилась прежняя беззаботность, а губы дрогнули в сострадательной улыбке.
— Бедная старушка, — сказал он, — видит Бог, мне так тебя жаль.
Она не шелохнулась, и он повернул к двери. Фрэнсис искренне думала, что он и не догадывается о ее присутствии. Во время всей этой впечатляющей сцены, которая не продлилась и пяти минут, он ни разу не посмотрел на нее. Но сейчас, по пути к двери, он вытянул руку, сгреб ее в охапку и увлек за собой из комнаты.
— Черт меня дернул во все это ввязаться! — воскликнул он, закрыв дверь.
Замечание было таким беззаботным, дружеским и, в то же время, несомненно более здравым и зрелым, чем ее собственные впечатления, которые она, моментально успокоившись, тотчас выбросила из головы.
— Извини, — смущенно начала она. — Я не знала…
Он убрал руку с ее плеча и нежно потрепал по щеке.
— Не вмешивайся в это, малыш, — сказал он. — Из любви к королю Георгу и восьми чудесам света, не вмешивайся. Сейчас не время. Это был Долли Годолфин. Перед тем, как ты вошла, по телефону сообщили, что в любую минуту он может позвонить Филлиде. Отсюда и истерика. Один Бог знает, откуда он звонил. Я забыл спросить бедную девочку. Наверное, из Басры, потому что он послезавтра собирается быть здесь. Пойдем выпьем. Может, ты и не хочешь, а вот я бы сейчас выпил чего-нибудь.
— Нет, я не хочу, не сейчас.
— Почему нет? Моя бедная девочка, ты не можешь целыми днями блуждать по этому ужасному дому. Это вредно для здоровья. Это плохо повлияет на твою нервную систему. Ты станешь истеричкой. Давай выйдем отсюда хотя бы на десять минут. Это будет означать, что парню из полицейского участка, который холит за мной с собачьей преданностью, тоже придется прогуляться. Но нам с тобой все равно.