— Вовсе нет. Просто не хочу тратить время на не относящуюся к делу болтовню. А обсуждать Делию и их супружеские отношения — и есть именно такая болтовня. Семейная жизнь Приамов и смерть моего отца — разные вещи.
Она закрыла глаза.
Эллери улыбнулся и задумчиво покачал головой.
— Да, у меня нет записки, — грустно кивнула девушка. — Вы в точности повторили сейчас слова, сказанные мне в полицейском управлении. Без записки или какой-либо другой улики они не могут начать следствия. Я просила Роджера обратиться в полицию и рассказать им хотя бы то, что ему известно. Но он расхохотался мне в лицо и посоветовал подлечить нервишки на приличном курорте Тихоокеанского побережья. В полиции мне предъявили результаты вскрытия и историю его болезни. То есть попросту вежливо послали подальше… Вы намерены сделать то же самое?
Эллери отвернулся к окну. Меньше всего на свете он был сейчас готов к тому, чтобы ввязаться в очередную историю с убийством человека. Но эта вот деталь — мертвая собака — казалась для его беспокойного ума слишком заманчивой. Почему именно мертвый пес в роли рокового посланца? Очень похоже, что в это вложен какой-то символический смысл… Ну а Эллери питал просто невероятную слабость к преступникам с богатой фантазией и метафорическим мышлением! Если, конечно, за всем этим действительно скрывается преступление. Ведь Голливуд — такое игривое местечко, поди, разберись: что тут в шутку, а что всерьез. А шуточки у местных обитателей порой превосходят все мыслимые рамки человеческого поведения. По сравнению с некоторыми из них мертвая собака в роли посыльного — просто детские игры. Один чудак, которого Эллери знавал лично, держал скаковую лошадь в ванной. Другой умудрился за два дня сделать семьдесят шесть экстренных выпусков газеты. Почему, собственно, какому-нибудь еще умнику сдуру не послать ювелирному торговцу с больным сердцем только что сдохшее животное с запиской якобы от имени мафиозной группировки? Их ведь тут пруд пруди. Потом, конечно, до этого идиота могло дойти, что иногда не вредно слегка подумать, прежде чем делать что-нибудь… Да уж поздно было: объект неудачной шутки стал жертвой инфаркта… Видя столь неожиданные плоды своего не в меру резвого остроумия, шутник, естественно, уже был не на шутку растерян… А бедная больная и потрясенная жертва пригласила партнера посоветоваться. Может быть, в записке угрожали зверской расправой, если какая-нибудь немыслимая диадема не окажется в положенный час — скажем, в полночь — в каком-нибудь премерзком гадком уголке на окраине города. И вот в течение трех часов партнеры обсуждают эти невероятные требования. Хилл, к примеру, мог испуганно утверждать, что разумнее пойти навстречу и удовлетворить бандитов. Приам же, естественно, лишь презрительно фыркал и уверял, что все это бред. В конце концов Приам удалился, а странное выражение, которое Лаурел истолковала как страх, было всего лишь гримасой досады на слабонервного Хилла. Легкомысленное отношение компаньона могло совсем подкосить Хилла, и его без того слабое сердце не выдержало… Вот и вся разгадка. Хотя все-таки кое над чем в этой истории стоит поломать голову. Но и полицию понять тоже можно. Ведь если особенно не вдаваться в подробности, то с первого взгляда заявления Лаурел смахивают на плод воспаленного воображения разбитой горем дочери. Конечно же, они отнесли все ее слова на счет расшатанных в результате несчастья нервов. Вот и все. А неврастения — еще не основание для начала следствия. Да, именно так полицейские и отнеслись к ней.
Эллери обернулся. Она сидела, закинув голову, и дым от сигареты в бессильно повисшей руке вился под потолком бесконечным знаком вопроса.
Эллери спросил:
— Вероятно, у вашего отца была масса заклятых врагов?
— Насколько я знаю — ни одного.
Такой ответ его удивил. И заинтересовал. Если бы это был бред, то он должен был быть красочно и убедительно оформлен. Она обрушила бы сейчас на него шквал имен, дат, мелких подробностей. Но она сказала — «ни одного»…
— Мой отец был очень располагающим к себе человеком. Мог поладить с любым. Он был добр к людям, а они — к нему. Можно даже считать, что фирма «Хилл и Приам» своим успехом была обязана именно характеру моего отца. Конечно, и у него случались срывы, как у любого нормального человека. Но я не помню, чтобы он хоть раз вызвал у кого-нибудь вспышку настоящего гнева. Даже у Роджера.
— Значит у вас нет ни малейших предположений — кому могла понадобиться эта нелепая… смерть от испуга? — спросил Эллери.
— По-моему, я напрасно пришла сюда, если вы считаете мой рассказ нелепостью… — Лаурел Хилл резко вскочила на ноги, швырнула сигарету прямо в пепельницу и сказала: