Неизменный Бек проводил в кабинет. Я оглянулся, а его уже не было. Лариса — за столом, что-то просматривает. Бек и Руслан — входят, задерживаются у двери. Потом — Лариса и Руслан одни.
Бек: Я его привел, ты велела.
Лариса (не оборачиваясь): Да. Можешь заняться своими делами.
Бек: уходит.
Лариса (в строгом сером костюме, поднимает от стола голову): Привет!
Руслан: ежится у двери.
Лариса (усаживаясь, повернувшись к нем лицом на стуле): Я сказала: привет. Я рада, что Вы пришли. Мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями. У меня остался некоторый неприятный осадок после всего этого дела. А у Вас?
Руслан: У меня — нет.
Лариса: Неприятный осадок. Да? Тогда хорошо. Мне бы хотелось, чтобы Вы были при мне все время при мне. Что на это скажете?
— Зачем?
— Только, пожалуйста, не думайте, потому что Вы такой забавный. Подойди сюда. Как собачка.
Она гладит его по спине и голове. Я подумал, что это именно так.
— Вы бы развлекали меня. В смысле отвлекали бы. Мне очень нужен такой, как Вы, чтобы я всецело доверяла.
— Я не умею развлекать.
— От всего этого. Все Вы умеете. А я могу Вам платить за каждый день.
— Что я должен буду делать?
— У меня их куча. Ничего. Только девать некуда. Только относиться ко мне хорошо. А тебе не помешают.
— К тебе кто-то плохо относится? — спрашивает Руслан.
— Нет, конечно, не в том смысле. Тут же нет ничего обидного, это обычно, когда платят компаньону или воспитателю?
— Ты меня не обидела.
— И разговаривать со мной. Здесь же со мной никто не разговаривает никогда.
— Разве?
— В том смысле, что по-настоящему. Согласен? Расскажи мне о нем, потом что ты его знал с другой стороны. На мое предложение.
Руслан (продолжая): делавшего его похожим на баню. Через стену — класс, где шли занятия по труду. Трудовик выходил, или иногда спускался директор, и гоняли нас. Дурно настроенные, перебивающие друг друга гитары звучали почти величественно. Я тоже подпрыгивал, притопывал и извивался в такт маленькими ножками и нескладным телом. Ребята поглядывали на меня, отвлекаясь. Я думаю, что со стороны это было довольно смешно. Но, как я сейчас понимаю, отчасти сознательно старался веселить их в возмещение моего внешнего вида, несмотря на который они принимали меня к себе, чувствуя, что им обязан, и чтобы меня простили.
Но вообще меня в основном любили. Если не считать двух девочек из класса на год позже, которые меня нарочно поджидали, когда я выйду, окружали и не пускали. Я всегда в классе задерживался.
— Вы удивитесь, но Вы с ним очень похожи. Чем же, например?
Я улыбнулся, подумав, что это звучит как издевательство в применении ко мне и высокому, длиннорукому, темнокожему Руслану.
— Будете кофе?
— Пожалуйста, если не затруднит.
— Нет, конечно.
Она встала и выглянула в дверь, чтобы распорядиться. Она тоже, кажется, поняла допущенную ею неловкость.
— Не знаю, но я это чувствую. И Вы бы напоминали мне его постоянно. Я понимаю, что вы подумали, конечно, о внешнем виде, но я не это имела в виду, — решительно сказала Лариса. — Мне очень понравились, как Вы держались вчера.
Руслан: кланяется. Для этого он соскакивает с высокого стула, на котором к этому времени уже сидел.
Лариса: хохочет, так это выглядело забавно.
— Вы ведь хотели, я понимаю, зачем Вы за это взялись, — говорит она, вдруг перестав, — взять над ним верх, доказать ему. И я Вас понимаю, Ваши намерения. Почему Вы за это взялись. А Вы меня?
Руслан: пожимает плечами и качает головой.
— Нет? Ну конечно. Неприятный осадок, как будто я в чем-то виновата. Но это же не так. Мне его будет очень не хватать.
— Нет? Ну конечно. Неприятный осадок, как будто я в чем-то виновата. Но это же не так. Мне его будет очень не хватать.
— Разве? — повторяет Руслан.
— Да. Но он же мне все-все рассказывал, что он сделал с тобой, ты же ничего не знаешь, что это была это его идея.
Руслан (как ни в чем не бывало): очень красивая, как могут быть только девочки этого возраста, физиологической неопрятной красотой первого формирования, ее смятый подол всегда был выпачкан внизу в мелу. Другая — тоже очень внешне яркая, но грубо и крупно сделанная, большегубая, с обилием рассыпающихся волос. С такими девочками, напротив, кажется, что никогда ничего не делается и ни от какого формирования их самочувствие не зависит. Она казалась умнее подруги и руководила ею. Я тоже с томительным волнением ждал встречи. Они забавлялись тем, что меня толкали, но я не падал, а только молча сплетал ноги, стараясь удержаться. Их это забавляло. Девочки вообще безжалостнее мальчишек. Мои одноклассницы, например, замечая мое внимание, хихикали и перешептывались, но я знаю, что оно им нравилось. Они нарочно, проходя, задевали меня, обдавая первыми духами, или как будто случайно толпились, окружив в дверях. Кроме одной, Катя, кажется. Однажды замедлила шаги, чтобы я ее догнал, и спросила, что если нам по пути, то мы можем вместе, если я, конечно, хочу. Так ее звали. Я хотел. Она была тоже маленького роста, и я думал, если смотреть на нас спереди, то и совсем незаметно. Это был мой первый практический сексуальный вывод: следует искать женщин маленького роста, потому что с ними чувствую себя увереннее. Конечно, тогда я еще не мог так сформулировать, ведь самого понятия искать женщину для меня еще не существовало. Я просто ощущал, что с маленькой мне лучше. Или так: что мне с Катей хорошо, потому что она маленького роста. С тех пор мы постоянно возвращались вместе, я ей был любопытен, вот что. Над ней все посмеивались, что завела себе такой необычный предмет, и спрашивали: ты взяла над ним шефство? — Это он надо мной, надменно отвечала Катя. Но это же ее и выделяло из всех, она это чувствовала, а ей это только и надо было. Вот зачем я ей. Но не обижался, а был согласен, чувствуя, что ей обязан, и чтобы меня простила за мой внешний вид, несмотря на который ходила со мной. Мы с ней разговаривали дорогой, и она даже смея