Сама Акулина была из бедноты; грамотой владела, да приложить ее к пользе не сумела и тащила на своем горбу всю работу по хозяйству. А сверх того имела небольшой приработок, обстирывая соседей и ближайшую больничку при железной дороге.
Была у Акулины родная сестра Евдокия, жившая и вовсе на окраине – в Ивановском проезде. Встречались родственники редко, так как муж Евдокии был для Семена хуже британского Чемберлена. Ну а как же иначе: не пьет, не курит и вообще шибко правильный!
Так и жили.
Осторожно прокравшись к бане, Семен остановился под широким навесом возле двери, втянул носом запах обструганной древесины. Баню отстроили заново в первой половине 1943 года. С тех пор утекло немало воды, а бревна и доски выглядели как новенькие.
Воровато оглянувшись по сторонам, Семен потрогал массивный амбарный замок, висевший на проушинах толстой щеколды. Замок, естественно, был заперт. Ключа нигде не было: ни на притолоке, ни под длинной лавкой, что была вкопана по правую руку от двери.
– Можа где в дровах? – похмельный папаша потрогал крючковатыми пальцами аккуратно сложенную под окошком поленницу.
Разбирать ее было долго, канительно и опасно. Вдруг кто застукает за этим безобразием! Тогда не избежать скандала и наказания.
– Ну ведь где-то ж она его пря-ячет! – простонал он.
Недоступное нутро бани манило, завораживало. Страждущее естество рисовало запотевшие бутылки с мутным самогоном, с прозрачной как слеза водкой, с холодным ячменным пивом…
Сглотнув слюну, Семен обратил взор на узкое окошко. Изнутри оконный проем был задернут темной занавеской, а снаружи двойное стекло защищала решетка из толстых стальных прутьев. Подергав холодный металл, Семен отступил и в задумчивости снова почесал «хозяйство».
Ритуал проникновения в баню он проделывал не в первый раз. Не счесть сколько раз, подобно лазутчику, крался он с надеждой по тропинке, похожим образом исследовал тяжелый висячий замок, искал ключ, испытывал на прочность решетки… И несолоно хлебавши возвращался в дом. Действовать более решительно не позволял страх перед молодцами местного бандита Борьки Бутовского, в чью собственность с середины войны перешла баня. Однажды они так крепко намяли Семену бока, что пришлось неделю харкать кровью и отлеживаться на печи.
– Растудыть твою в качель! – проворчал алкаш и поплелся по тропинке в сторону дома.
Строениями на участке по Астрадамскому тупику давненько никто не занимался: не поправлял, не красил, не чинил кровлю. Постепенно они обветшали, почернели, а дворовый нужник покосился и наверняка упал бы, если бы не стоящее рядом дерево. Сад тоже потихоньку погибал: засохло несколько яблонь, а слив и вовсе не осталось – новых никто не высаживал. Рядом с домом Дарья успевала бороться с сорняковой порослью, а дальше были такие дебри, что не подступись. Одна лишь баня, стоящая особняком в глубине сада, выглядела так, словно плотницкая артель закончила свою работу час назад.
В начале 1943 года старую баньку семьи Лоскутовых облюбовала банда Борьки Бутовского. Тот хорошо знал обеих сестер, так как рос вместе с ними в Астрадамском тупике. За Катькой даже пытался ухаживать в школьной юности, да что-то у них не срослось.
Он был высоким, симпатичным парнем с копной темных непослушных волос и бездонными серо-голубыми глазами. Драчливый, шебутной, непоседливый. Учебу в школе забросил, нигде и никогда не работал, сдружился с такими же шалопаями и вскорости загремел по этапу. После первой ходки тяга к нормальной жизни окончательно пропала, и Борька сделал выбор в пользу крепчавшего в ту пору криминала.
Со временем юноша превратился в смышленого и дерзкого бандита, сколотившего вокруг себя разудалую компанию. Смышленым он был хотя бы потому, что не занимался темными делами в своем районе и его окрестностях. А лихая дерзость заключалась в том, что не разменивался по мелочам: прохожих не грабил, квартир и домов не вскрывал. Брал большие магазины, склады или базы. Каждую вылазку обдумывал с корешами долго и кропотливо; объект выбирал на другом конце столицы, а то и в Подмосковье.
Водя дружбу с сестрами в довоенное время, Бутовский не раз бывал на участке и в доме Лоскутовых. Конечно же, знал он и о баньке в дальнем глухом углу.
В один из холодных декабрьских вечеров 1942 года сидел Борька с корешами в ресторане при Савеловском вокзале. Под водочку и хорошую закуску обмусоливали они предстоящий налет на продуктовый склад железнодорожной станции Бойня. Вдруг облава: квартал оцеплен, истошные свистки, крики, лай собак.