Монтальво подался к Мие, сдавив пальцами запястье.
– Сделай это для меня, – страстно прошептал он, – и я дам тебе десять тысяч долларов.
Она вырвалась, отвесила ему оплеуху и с визгом выскочила из дверей.
* * *Со скрипом провернулась дверная ручка, возвратив ее от воспоминаний семилетней давности в кошмар настоящего. Скрип прекратился, но дверь не спешили открывать. Неужели он передумал? Или в очередной раз забавляется с ней, заставляя пленницу со страхом ждать своего появления. Он постоянно устраивал психологические атаки, и Мие приходилось прилагать усилия, чтобы справиться с нервами. Вспомнилось, как в детстве ее воспитывал отец: когда что-нибудь у дочери не получалось, он предлагал ей подумать о людях, которым повезло меньше: о паралитиках и погорельцах, о детях, не знавших слова «инфаркт», но внезапно оставшихся без отца. Прием работал безотказно – пусть босой радуется, что он не безногий. В теперешней ситуации Мия стала воплощением того, что вызывает страх у остальных – тем самым «безногим», женщиной, отданной на милость похитителя. Пройдет несколько дней, часов или минут, и она станет человеком, чей несчастный образ будет утешать обездоленных.
«А помнишь жену Эрнесто Салазара – ту, которую похитили? Радуйся, что ты не она».
Открылась дверь: он вернулся.
– Не двигаться, – сказал похититель, заходя в тусклый полумрак комнаты.
Ей было непонятно, почему, после всего, что было сделано и сказано на прошлых съемках, он все еще скрывает свое лицо. По рассеянности? И что он сделал с записью? Отдал ее Эрнесто или Джеку – или кто там ведет торг за ее освобождение?.. Смогут ли они или полиция собрать картинку воедино и, воссоздав случившееся, узнать, кто он? Может, он хочет раскрыться?
Похититель пересек комнату, остановившись в нескольких шагах от нее. Мия сидела потупившись – не хотела смотреть ему в лицо, но камеру все-таки заметила. Снова съемки… От этой мысли рана на ноге запульсировала болью.
– Вот, – сказал он и протянул ей лист бумаги с печатным текстом, оформленным наподобие сценария. – Прочти, ознакомься. Потом зачитаешь перед камерой.
Нелегко было читать в полутьме – впрочем, ее глаза уже привыкли и она легко справилась. Текст состоял из трех абзацев. Она читала, стараясь сохранять хладнокровие, чтобы он не прочел на ее лице и тени эмоций, но когда дошла до последней фразы, нервы сдали.
– Да, ты все правильно поняла, – сказал он. – Твой любовник решил заплатить выкуп.
Мия подняла глаза.
– Тогда мы – квиты? После того как он заплатит то, чего ты хочешь?
Похититель не спешил с ответом и, заговорив, обманул ее ожидания.
– Твое дело – читать, ясно? – И, отвернувшись, принялся устанавливать свет и камеру.
Она и тут ничего не сказала, просто бумага затряслась в руках. Да, нервы сдавали. Он не стал давать пустых обещаний, и это пугало. Ничего удивительного: то, как он с ней обращался до сих пор, говорило само за себя. За прошлые обиды так просто не рассчитаться…
«Бежать!» – решила она. Это единственный способ остаться в живых.
– На счет «три» начинаем, – скомандовал похититель.
Мия понимала: так или иначе, эта съемка – последняя.
Глава 53
Поговорив с сестрой Мии, Энди дошла до кабинета руководителя опергруппы. Она, конечно, пока не располагала реальными доказательствами, но готова была поклясться: Кассандра прекрасно знала о том, что ее сестра жива и невредима. По крайней мере какое-то время. Ведь, скажем, если бы изнасиловали и убили ее сестру, сестру Энди, она бы на уши подняла и полицию, и прокуратуру – лишь бы мерзавец получил по заслугам. Однако же, если верить представителям властей из Атланты, Кассандра ни разу к ним по этому поводу не обращалась.
– На тот момент она была нелегалкой – может, этим все и объясняется, – предположил Мартинес. Он сидел за письменным столом в кожаном кресле цвета бычьей крови, сцепив на затылке пальцы. – Заявить под риском депортации не всякий решится.
– Не катит, – сообщила Энди. – Она вышла за американца и четыре года назад получила гражданство. Если до того ей и было чем рисковать, то потом… За четыре года можно было многое успеть.
– Логично. А сама она как это объясняет?
– Я не давила. Не хочу ее отпугнуть: замкнется, перестанет отвечать на мои звонки. Нам это ни к чему.
– Вы хороший тактик, – сказал Мартинес. – Слушайте подсказки интуиции. До сих пор она вам здорово помогала.
Конечно, Энди хотелось получить более конкретный совет, но пришлось удовольствоваться одобрением и устной поддержкой начальника. Она поблагодарила и вернулась в свой кабинет.
Не было сомнений в том, что в Майами она делает себе имя на деле Оценщика. Руководство счастливо. В Куонтико Энди здорово поддержали. И даже Питер Крэншоу, ее местный конфликтер, и тот сбавил обороты и уже не огрызался, как прежде. Энди с головой ушла в расследование, сделав его центром своей вселенной. В бюро ценили подобную преданность делу. Впрочем, если бы ее спросили, чем вызвано это усердие, Энди, пожалуй, затруднилась бы с ответом. Почему она так старается? Потому что она все делает с полной отдачей? Или потому что в Майами она новенькая и у нее пока нет жизни помимо работы? Внешне ответы вполне правдоподобные. Очень жаль, что они не были правдой.
Энди подошла к окну и посмотрела вниз, на парковку. Позади простиралось поле, окруженное по всему периметру высоким сетчатым забором, установленным здесь из соображений безопасности. В результате правительственное здание больше походило на тюрьму. Энди прекрасно понимала, почему память подкидывает ей одни и те же ассоциации. Об этом человеке она думала с тех самых пор, как Кассандра спросила ее о сестре. Энди не была чересчур откровенна, но когда речь заходит о ее семье, уже невозможно оставаться безучастной. Достаточно небольшой бреши – и поток воспоминаний прорывается безудержной волной. Нет, она не лгала Кассандре. Энди действительно выросла в приюте, потом в девять лет ее удочерили, и она действительно несколько лет не подозревала о существовании сестры. Проблема таилась как раз в том, о чем Энди смолчала, хотя суть лежала на поверхности, у всех на виду. Беда была в зеленых глазах Энди, этих редких красивых зеленых глазах. Ее мать и отец принадлежали к индейскому племени, испокон века населявшему Америку. Как вдруг родилась Энди, ребенок с глазами «англо». Ей и сестре-близняшке не суждено было вернуться домой. Их мать так и не покинула родильное отделение – муж застрелил ее прямо в больнице. Убийца сел в тюрьму. Девочки отправились в сиротский приют.
Энди все смотрела на проволочное ограждение. Теперь было не время предаваться мыслям о прошлом, но она ничего не могла с собой поделать. Не так-то просто хранить секреты: они могут оказаться непосильной ношей. Энди не планировала уезжать из Сиэтла. Почему-то в глубине души она чувствовала, что после встречи с тем человеком она сбежит из города, бросит работу и любимых людей. Придется осваиваться на новом месте. И тем не менее они встретились. Это было очень важно.
Получилось хуже, чем она себе представляла. Гораздо хуже.
Исправительная колония в Уалла-Уалла, штат Вашингтон, – место не для суеверных. Располагается она на Северной Тринадцатой улице, в строении тысяча триста тринадцать, что само по себе знак недобрый. Для полноты картины еще не хватало заявиться туда в пятницу тринадцатого.