Валерия Малахова
Смерть в кружевах
Говоря по правде, случай с горничной по имени Глэдис Бейкер не относится к числу тех, о которых я люблю вспоминать. Хотя в нём, как в кристально чистом озере, отразилось великодушие Холмса и его готовность всегда прийти на помощь друзьям. Мне давно следовало бы описать эту страницу нашей дружбы, но горе от смерти Мэри, моей безвременно почившей жены, только сейчас отпустило меня, и я почувствовал себя в силах взяться за перо. Холмс же вообще не придаёт данному случаю какого-либо значения, считая его весьма заурядным, не привносящим в науку криминалистику ничего нового.
В ту пору здоровье Мэри резко ухудшилось — без сомнения, его подорвала необычайно сырая лондонская весна, перешедшая в такое же мрачное, дождливое лето. Смог, образовавшийся на городских улицах, можно было черпать ложкой и закатывать в банки наподобие джема. Тут надо отметить, что зимой Мэри перенесла сложную пневмонию, и то, как она закашлялась однажды посреди бела дня (впрочем, день тогда отличался от ночи разве что погашенными газовыми фонарями), меня крайне встревожило. Будучи, смею заметить, неплохим врачом, я немедленно прописал супруге покой и курорт. Мы быстро договорились с мистером Холлвертоном, доктором, имеющим практику в соседнем квартале, и покинули Лондон.
Путь наш лежал в Западный Сассекс, в тамошний небольшой курортный городок Богнор Регис, благо, недавно туда провели железную дорогу и можно было путешествовать с комфортом. Когда-то давно, будучи ещё подростком, я отдыхал там с родителями, и впечатления от той поездки у меня остались крайне благоприятные. Мэри не возражала: она толком и не бывала нигде, кроме Лондона, Эдинбурга и тех деревень, где проживали дамы, к которым она нанималась компаньонкой. Боюсь, я не слишком преуспел, развлекая мою дорогую супругу: практика отнимала почти всё моё свободное время, а душа Мэри, взволнованная историей с сокровищами Агры, жаждала приключений и перемен. Сейчас мне больно вспоминать об этом… Но вернусь к событиям того лета. Больше всего я боялся, что отель «Инглнук», где мы останавливались с родителями в эпоху моего счастливого отрочества, закрыт или переделан на манер тех современных дешёвок, которые заполонили побережья Англии. Но нет — в Богнор Регис умели ценить старину. Небольшой отель на Рэгхем-роуд всё так же приветливо распахивал двери и случайным постояльцам, и верным поклонникам, а владела им всё та же семья Калп. Среди прислуги нашлась пожилая служанка, вспомнившая моих родителей и меня; миссис Калп, довольно полная женщина лет шестидесяти с удивительно голубыми, практически не выцветшими глазами, почти разрыдалась, узнав о причине, побудившей меня выбрать именно этот отель… Словом, обслужили нас по высшему разряду и дали неплохую скидку — немаловажное обстоятельство для небогатого лондонского врача. Мэри улыбалась и оживлённо вертела головой по сторонам. Даже кашель, тревожащий её всё это время, казалось, отступил перед новыми впечатлениями, и я облегчённо вздохнул, надеясь на силы молодого организма, которые, как известно, могут пробудиться от смены обстановки.
Несколько дней мы провели в праздности и неспешных прогулках по городу. Посетили заведение, где с начала века принимали ванны с морской солью; восхитились величием Хотэм-хауса и погуляли по Хотэм-парку, вдоволь наслушавшись баек про сэра Ричарда Хотэма, местного благотворителя; Мэри также рассказала, что именно Богнор Регис послужил прообразом городка из некоего неоконченного романа «Сандитон» у мисс Остин. Я слыхал имя этой писательницы, но, к стыду своему, так и не удосужился прочесть хотя бы одно из её творений. Мэри ласково попеняла мне, я пообещал исправиться, и мы, довольные друг другом, поспешили в отель, поскольку уже темнело.
Если б я знал, что этот день будет последним в череде благополучных и беспечальных!
Утро выдалось странным: горничная (приветливая девица, хотя и немного болтушка, аккуратная миловидная шатенка) не принесла нам завтрака. Завтракали мы с Мэри всегда в номере, а обедали где-нибудь в городе, возвращаясь в отель только к пятичасовому чаю. Мне нравилась обстановка в ресторанчике при «Инглнуке», все эти трогательно-деревенские занавески с вытисненными на них гардениями, обязательные свежие цветы на столиках и тяжёлые стулья, некоторые из которых, как утверждала Мэри со смехом, помнили норманнское завоевание. Однако жена моя вставала поздно и с утра чувствовала сильную слабость, поэтому предпочитала завтракать в постели, мне же не хотелось оставлять её надолго одну.
— Где же Глэдис? — недоумённо спросила меня Мэри, и я покраснел, осознав, что никогда не интересовался именем девушки. Мэри же продолжила: — Вчера и позавчера она явно была взволнована. Держалась, но глаза её выдавали. Она плакала, Джон. Плакала долго.