Тут была тропинка, но по ней трудно было идти! Сразу же за вершиной холма, где лес рос особенно густо лежала небольшая прогалина, вероятно, кто-нибудь расчистил здесь лес, чтобы построить себе дом. Прогалина была размером с городской строительный участок, на ней как раз хватило бы места для дома и огорода. Тропинка вела по краю прогалины; дойдя до нее, старуха села под дерево передохнуть.
Вот уж чего ей не следовало делать! Усесться поудобней и прислонить мешок к стволу было очень приятно, вот как потом встать? Она на мгновение встревожилась, но потом спокойно закрыла глаза. Должно быть, она заснула. Когда человек так промерзает, он больше не чувствует холода. Вскоре чуть-чуть потеплело, и снег повалил еще гуще. А еще через некоторое время совсем прояснилось. Показалась даже луна.
Четыре собаки увязались за миссис Граймз в город, огромные тощие псы. Люди, вроде Джейка Граймза и его сына, всегда держат именно таких собак. Они бьют, истязают их, но те остаются. Собаки Граймзов, чтобы не околеть от голода, принуждены были сами добывать себе пропитание; покуда старуха спала прислонившись спиной к дереву на краю прогалины, они отправились на разведку. Они охотились на кроликов в лесу и ближайших полях, и к ним пристали еще три чужие собаки.
Через некоторое время они вернулись на прогалину. Они были чем-то возбуждены. В такие ночи, холодные, ясные и лунные, с собаками творится что-то странное. Может быть, какой-то древний инстинкт, сохранившийся с тех времен, когда они были волками и в зимние ночи стаями рыскали по лесам, вновь вселяется в них.
Собаки, собравшиеся на прогалине перед старухой, уже поймали двух-трех кроликов и кое-как утолили голод. Они начали играть, носиться по прогалине. Они мчались и мчались по кругу, одна почти касаясь носом хвоста другой. Странное было зрелище — этот безмолвный бег по кругу, протоптанному в мягком снегу, под засыпанными снегом деревьями, под зимней луной. Собаки не издавали ни звука. Они все мчались и мчались по кругу.
Может быть, старуха увидела их игру, прежде чем умерла. Возможно, что она время от времени просыпалась и смотрела на эту странную сцену слабыми затуманенными главами.
Должно быть, ей теперь и холодно не было, только клонило ко сну. Жизнь теплится в человеке очень долго. Может быть, старуха потеряла рассудок. Может быть, ей снилось ее девичество, как она жила у немца, и как она была ребенком, и что было до того, как мать бросила ее и исчезла.
Едва ли ей снилось что-нибудь приятное. Мало было у нее в жизни приятного. Время от времени одна из собак выбегала из круга, останавливалась перед ней и приближала морду к ее лицу. Из пасти собаки свисал красный язык.
Кружение собак могло быть чем-то вроде похоронной церемонии. А может быть, первобытный волчий инстинкт возбужденный ночной беготней, заставлял их чего-то опасаться.
«Мы больше не волки. Мы — собаки, слуги человека. Держись за жизнь, человек! Когда ты умираешь, мы снова превращаемся в волков».
Одна ив собак подбегала к старухе, сидевшей спиной к дереву, приближала морду к ее лицу и, по-видимому удовлетворенная, возвращалась к стае. То же самое проделали по очереди; в течение вечера, прежде чем старуха умерла, все собаки Граймзов. Обо всем этом я узнал позже, уже взрослым, когда мне однажды, такой же зимней ночью, в лесу, в Иллинойсе, довелось увидеть подобное зрелище. Собаки ждали, чтобы я умер, точно также как они ждали, чтобы умерла старуха в ту ночь, когда я был еще ребенком. Но когда это случилось со мной, я был молод и не имел ни малейшего намерения умирать.
Старуха скончалась тихо и спокойно. Когда она перестала дышать и когда одна из собак Грайдаов подошла к ней вплотную и увидела, что она мертва, все собаки перестали носиться по прогалине.
Они собрались вокруг старухи.
Ну вот, она мертва. Она кормила граймзовоких собак, когда была жива, как же теперь?
На спине у нее висел мешок, мешок из-под зерна, в котором лежали солонина, подаренная ей мясником, печенка, мясо для собак и кости. Мясник, внезапно охваченный состраданием, доверху наполнил мешок. Для старухи это была богатая добыча.
Теперь это была богатая добыча для собак.
IV
Одна из граймзовских собак внезапно отделилась от остальных и начала теребить мешок на спине у старухи. Если бы собаки были волками, эта, несомненно, была бы вожаком стаи. Прочие последовали ее примеру.
Все они вцепились зубами в мешок, который старуха укрепила веревкой на спине.
Они выволокли труп на середину прогалины. Истлевшее платье мгновенно сползло с плеч старухи. Когда ее нашли два-три дня спустя, оказалось, что платье с нее начисто сорвано по пояс, но тела собаки не тронули. Они вытащили мясо из мешка, и все тут. Когда труп нашли, он окоченел, и плечи были так узки, а тело так хрупко, что в смерти оно казалось телом прелестной девушки.
В дни моего детства в городках Среднего Запада, на пригородных фермах, случались такие истории. Какой-то охотник за кроликами набрел на тело старухи и не тронул его. Неизвестно что — то ли вытоптанный кругообразный след на маленькой, занесенной снегом прогалине, то ли безмолвие природы, то ли вид места, где собаки теребили тело, стараясь стянуть с него мешок либо разодрать его, — неизвестно, что именно смутило охотника, но он поспешил в город.
Я находился на главной улице с одним из моих братьев, газетчиком, разносившим вечерний выпуск по лавкам. Уже спускалась ночь.
Охотник зашел в бакалейную лавку и рассказал о том, что видел. Потом он пошел в скобяную лавку и в аптекарский магазин. На тротуарах начали собираться люди. Они двинулись по шоссейной дороге в лес.
Моему брату надо было возвращаться к своим обязанностям газетчика, но он забыл о них. Все направились в лес. Среди других шел владелец похоронного бюро, шел шериф. Несколько человек сели в повозку и поехали к тому месту, где тропинка ответвлялась от шоссе и уходила в лес, однако лошади были плохо подкованы и спотыкались на скользкой дороге. Мы шли пешком, но повозка не опередила нас.
Шериф был грузный мужчина, с ногой, изувеченной на Гражданской войне. Он торопливо ковылял по дороге, опираясь на толстую палку. Мы с братом следовали за ним, и по пути к нам присоединилось еще несколько мужчин и мальчиков.