Наверху зажегся свет, оттуда донеслись какие-то звуки. Громкий голос пожелал знать, что там, черт побери, происходит. Карл вновь приподнялся. Дэйв никак не мог найти револьвер, хотя комнату освещал свет со второго этажа. Карл уже стоял на коленях и тряс головой, стремясь прийти в себя. Дэйв схватил лампу, ту, что сверзилась со стола. С трудом поднял, такая она была тяжелая, и бросил на Карла. Что-то чвакнуло, Карл pacпластался на полу и больше не шевельнулся.
Револьвер. Где же револьвер?
И тут он услышал голос Джилл, ясный и четкий.
— Спускайся по лестнице, Мори. Медленно, очень медленно, если не хочешь, чтобы я тебя убила.
Дэйв обернулся.
Невысокого росточка толстяк стоял на верхней ступени, подняв руки на уровень плеч. В красном шелковом халате с монограммой «МЛ», перепоясанном на широкой талии. Над верхней губой чернела щеточка усов. Уголки рта чуть загибались книзу. Стоял он босиком.
Джилл поджидала его внизу. Дэйв посмотрел на нее. Она нацелила револьвер на толстяка, точно так же, как утром он учил ее целиться в дверную ручку.
Дэйв подошел к ней, его еще шатало. Взял револьвер из ее рук, сам прицелился в Лублина. Тот медленно двинулся вниз, по-прежнему с поднятыми руками. В доме повисла мертвая тишина.
Лублин сошел с нижней ступеньки, переводя взгляд с их лиц на револьвер.
— Дура ты, Рита, — бросил он Джилл. — Наличных я дома не держу. Может, сотни две, не больше.
— Деньги нам не нужны.
— Не нужны, — он всмотрелся в Дэйва. — Тогда что?
— Информация.
— Если так, уберите револьвер. Какая информация?
— Насчет Корелли, — револьвер он не убрал.
— Корелли?
— Джо Корелли.
— Я его не знаю. Кто он такой? И уберите револьвер.
Похож на слизняка, подумал Дэйв, да только глаза жесткие и расчетливые, не вяжущиеся с дряблым телом.
— Корелли мертв, — пояснил Дэйв.
— Я даже не знал, что он болел.
— Вы его убили.
Лублин теперь улыбался одним ртом, не глазами.
— Тут какая-то ошибка. Я никогда не слышал о вашем Корелли. Как я мог его убить? — он развел руки. — Вам надо бы успокоиться, вернуться домой. С чего вам целиться в меня из револьвера? Вы же не собираетесь пристрелить меня? Зачем вам это? Вы такие молодые, уже поздно, вам пора домой. А потом…
Его надо заставить поверить, подумал Дэйв. Убедить, что дело серьезное. Но ситуация не располагала к насилию. Толстячок в халате, с вкрадчивым ровным голосом. Он просто не мог ударить Лублина.
Джилл, подумал он. Они изнасиловали Джилл. С этой мыслью он шагнул вперед и стволом револьвера порвал ему щеку. Потом перекинул «пушку» в левую руку и правой ударил в зубы. Затем ударил вновь, в грудь. Лублин повалился на ступени. Сел, тяжело дыша, прижимая руку к разбитым губам. Из рваной раны на щеке текла кровь.
— Сукин сын, — пробубнил Лублин.
— Может, начнешь говорить.
— Убирайся к дьяволу.
— Неужели ты думаешь, что мы не развяжем тебе язык, старик? Ты не убивал Корелли, ты оплатил его убийство. Мы хотим знать фамилии тех, кто его убил. Больше ничего. И ты их нам скажешь, рано или поздно.
- Да кто вам этот Корелли?
— Никто.
— Так какая вам разница, кто его убил?
— А вот это не твое дело.
Лублин обдумал его слова. Медленно поднялся, все еще прижимая руку ко рту. Взгляда Дэйва он избегал, предпочитая изучать пол. Похлопал по карманам халата, сказал, что хочет закурить. Дэйв бросил ему пачку. Лублин ее поймал, но сигареты высыпались на пол. Он наклонился, вроде бы собрать их, рванулся вперед, пытаясь добраться до револьвера. Дэйв ударил его ногой в лицо. Отступил, ударил вновь.
Им пришлось принести из кухни воды, обрызгать Лублина, чтобы привести его в чувство. На лицо было больно смотреть. Губы кровили, двух передних зубов не хватало. Он поднялся, шатаясь, добрался до кресла, рухнул и него. Дэйв раскурил сигарету, протянул старику. Лублин взял ее, но в рот не сунул.
— Корелли, — напомнил Дэйв, и тут Лублин глубоко затянулся.
— Я знаю Корелли. Вел с ним кое-какие дела.
Дэйв молчал.
— Я его не убивал.
— Черта с два.
Глаза Лублина широко раскрылись.
— С чего мне нанимать убийц? Что он мне такого сделал?
— Задолжал шестьдесят пять тысяч долларов.
— От кого вы об этом узнали?
— От Корелли, — Дэйв на мгновение задумался. — И от других людей.
Он наблюдал за выражением лица Лублина, за его глазами, чтобы понять, клюнул ли он на ложь, стоит ли открывать правду. И внезапно ему вспомнилась одна из дисциплин, которую преподавали на юридическом факультете. Техника перекрестного допроса. Этому тебя, думал он, не учили. Тебе рассказывали, как заставить свидетеля противоречить самому себе, как заманить его в западню, как поставить под сомнения его прошлые показания. Но не учили вытягивать из человека нужные тебе сведения, наставив на него револьвер. Тебе объясняли, как обходиться словами. Когда же слова не помогают, все приходится узнавать на собственном опыте.