Чтобы развеселить Мэдди, Дорис предложила ей переспать с кем-нибудь еще. Та последовала совету. Они вместе отправились в бар, напились, Мэдди кого-то подцепила и привела нового знакомого в их квартиру. Позже с этого парня были сняты все подозрения.
Последний раз Мэдди Робинсон видели на берегу озера Трэвис, где большая группа молодых людей праздновала начало летних каникул. Они с подружкой потеряли друг друга в толпе. Дорис вернулась домой одна, предполагая, что Мэдди нашла себе партнера на ночь. В их кругу это считалось совершенно нормальным. Но когда Мэдди не вернулась спустя сутки, Дорис обратилась в полицию.
Я не работал над этим делом, поэтому сразу о нем не вспомнил. Расследование по горячим следам ни к чему не привело, поэтому дело передали в отдел «висяков». – Закончив краткий отчет, Кертис тяжело вздохнул.
– Значит, это случилось приблизительно в конце весеннего семестра? – уточнила Пэрис.
– Где-то в самом конце мая. Тело было найдено в двадцатых числах июня. У вас сохранились записи за этот период?
– Да. Вам принести дубликаты?
– Обязательно, и как можно скорее.
– Стэн!
Он дернулся, когда вошла Пэрис и застала его сидящим за ее столом. Криншоу быстро пришел в себя и мрачно приветствовал ее.
Она бросила сумочку на груду распечаток.
– Ты занял мое место.
Прежде чем засесть в своем кабинете, Пэрис заглянула в архив и взяла несколько компакт-дисков, на которых были записаны некоторые разговоры со слушателями. Она передала их инженеру и попросила переписать на аудиокассеты.
– Аудиокассеты? Это же шаг в прошлое, – пробормотал он.
Пэрис не стала объяснять, что отдел расследований все еще работает с кассетными магнитофонами, а просто поблагодарила его и вышла, прежде чем он успел отказаться от выполнения такой странной просьбы.
– Что ты делаешь в моем кабинете? – напрямик спросила она Стэна, заняв свое кресло. Как и накануне вечером, он расчистил уголок на столе и сел без приглашения.
– У меня нет собственного кабинета, и это самое удобное место, чтобы подождать.
– Чего?
– Не чего, а кого. Моего дядю Уилкинса. Он на совещании с генеральным менеджером.
– По поводу чего? – спросила Пэрис.
– По поводу меня.
– Что случилось? Что ты натворил?
Криншоу тут же придал лицу оскорбленное выражение:
– Ну почему все сразу думают, что я напортачил?
– А ты этого не делал? – усмехнулась Пэрис.
– Да нет же!
– Тогда почему твой дядя Уилкинс проводит совещание по твоему поводу с генеральным менеджером?
– Все из-за этого проклятого телефонного звонка.
– Из-за звонка Валентино?
– Да. Этот звонок кое-что напомнил дяде. Вот он и прилетел на самолете компании сегодня рано утром, позвонил мне, поднял с постели и приказал немедленно явиться сюда. Я помчался сломя голову, а он уже совещается за закрытыми дверями. Я его еще даже не видел.
– Что еще за «кое-что»?
Вместо того чтобы ответить на ее вопрос, Стэн задал свой:
– Я хорошо здесь работаю, Пэрис? Она удивленно покачала головой:
– Стэн, ты же ничего здесь не делаешь.
– Я бываю здесь каждый рабочий день с десяти вечера до двух ночи.
– Ты просто занимаешь место, но при этом ты ничем не занимаешься.
– Конечно, потому что все оборудование работает как часы.
– А если бы что-то сломалось, ты бы сумел исправить?
– Возможно. Я на «ты» с техникой, – раздраженно отмахнулся Криншоу.
– Я бы выбрала другое слово, чтобы описать сложнейшее электронное оборудование ценой в несколько миллионов долларов. Ты хотя бы разбираешься в радиотехнике, Стэн?
– А ты?
– Я не занимаю вакансию инженера.
Он был просто испорченным мальчишкой, готовым расплакаться по любому поводу. Пэрис всегда могла бы упрекнуть его в некомпетентности и нежелании работать. Незнание можно простить, а равнодушие нет. Во всяком случае, с точки зрения Пэрис.
Когда она говорила в микрофон, она помнила о том, что ее слушают тысячи людей. Ее голос настигал их в машине или дома. Она становилась их партнером в том, что они делали в данную минуту.
Количество слушателей было не просто шестизначной цифрой, которую она могла учесть в своем рейтинге. За каждой единицей стоял человек, который уделил ей свое время и для которого она должна была провести свою программу на самом высоком уровне.
Стэн никогда не думал о том, что их слушают люди. А если и думал, то это никак не отражалось на его работе. Он ни разу не проявил инициативу. Он проводил в аппаратной свое время, отсчитывая минуты до конца эфира, чтобы побыстрее покинуть радиостанцию и заняться какими-то своими, неведомыми Пэрис делами.
Но привсем при этом Пэрис не могла не пожалеть его. Он не сам выбрал себе работу. Его будущее определилось раз и навсегда в ту самую минуту, когда он появился на свет в семействе Криншоу. Его дядя был бездетным холостяком. Стэн оказался единственным ребенком в семье. Когда его отец умер, он стал наследником медиаимперии, нравилось ему это или нет.
Никто в корпорации явно не желал понимать и принимать тот факт, что Стэна все это не интересовало. У него не было никаких данных, чтобы возглавить огромную компанию после ухода дяди. К тому же только смерть могла заставить дядю отдать рычаги управления племяннику.
– Я учусь бизнесу с самых низов, – мрачно объяснил Стэн. – Я должен узнать обо всех аспектах работы, чтобы быть готовым к управлению, когда придет мое время. Во всяком случае, так думает дядя Уилкинс.
– И все-таки, что напомнил дяде звонок Валентино? Губы Стэна недовольно скривились.
– А, пустяки.
– Но этого оказалось достаточно, чтобы твой дядя сорвался с места, – настаивала Пэрис.
Стэн тяжело вздохнул:
– Прежде чем меня перевели, вернее, сослали сюда, я работал на нашей телестанции в Джексонвилле, штат Флорида. Если сравнить с этой дырой, там был просто рай. У меня был роман с одной из женщин-коллег.
– Так ты не голубой?
Стэн отреагировал так, словно его ткнули в спину горящей головней.
– Голубой? Кто говорит, что я голубой?
– Ходили такие слухи.
– Голубой? Иисусе! Ненавижу этих техасских работяг. Если ты не водишь пикап, не пьешь пиво из бутылки и не одеваешься, как ковбой, то ты гей.
– А что произошло с той женщиной из Флориды? Криншоу взял со стола листок бумаги и стал складывать его.
– Мы позволили себе кое-что прямо в офисе. И в следующую же секунду она заявила, о сексуальном домогательстве.
– А это было неправдой?
– Да, Пэрис, это было неправдой, – сказал Стэн, подчеркивая каждое слово. – Ее обвинение было таким же ложным, как пятый размер ее бюста. Я не принуждал ее к сексу со мной. Если говорить честно, то она была сверху.
– Это больше информации, чем мне требовалось, Стэн.
– Как бы там ни было, она подала жалобу. Дядя Уилкинс не допустил, чтобы дело дошло до суда, но это стоило ему кучу денег. И разозлился он на меня, а не на нее. Ты можешь в это поверить? Он сказал: «Как ты мог быть таким идиотом и орудовать своим членом на работе?» Я спросил его, слышал ли он о Билле Клинтоне. Это замечание не пришлось ему по вкусу, особенно потому, что именно наши газеты поддерживали президента во время предвыборной кампании. Вот почему я теперь торчу здесь, в ссылке. – Стэн выбросил измятую бумажку в мусорную корзину. – И именно поэтому он прыгнул в самолет и прибыл сюда.
– После того как ты сообщил ему, что с тобой разговаривали полицейские, он должен был приехать и убедиться, что та флоридская история не всплывет снова. Верно?