— Chantage!
— Шантаж? — повторил Джепп.
— Да, шантаж особого, необычного рода. Обыкновением мадам Жизель было одалживать деньги под то, что в вашей стране, кажется, называется «долговой распиской». Она держала в тайне как суммы, которые давала в долг, так и способы получения долгов; но я должен сказать вам, у нее были свои особые способы заставить клиента платить.
Заинтересованный Пуаро подался к нему.
— Как сказал сегодня мэтр Тибо, клиентами мадам Жизели являлись представители высших классов и лица свободных профессий. Эти люди особенно чувствительны к общественному мнению. У мадам Жизели была своя собственная разведка… Она имела обыкновение, прежде чем ссудить деньги (я имею в виду крупную сумму), собрать о клиенте как можно больше данных; а ее система, надо сказать, работала без малейших сбоев. Я повторю то, что тут только что сказал наш друг: согласно своим понятиям, мадам Жизель была безупречно честной. Она никогда не подводила тех, кто не подводил ее. Я искренне верю, что она никогда не использовала своих тайных сведений для получения денег, не причитающихся ей.
— Вы хотите сказать, что эти тайные сведения были для нее формой страховки? — спросил мосье Пуаро.
— Совершенно верно; но, используя их в своих целях, она была совершенно беспощадна и глуха к любым проявлениям чувств, и вот что я скажу вам, джентльмены: ее система работала! Очень, очень редко ей приходилось списывать безнадежный долг. Люди, занимающие видное положение, примут самые отчаянные меры, чтобы добыть деньги и избежать публичного скандала. Как я сказал, мы знали о ее деятельности, но что касается судебного преследования… — Он пожал плечами. — Это более сложный вопрос. Человеческая натура есть человеческая натура.
— А что было, если ей порой приходилось, как вы говорили, списывать безнадежный долг — что тогда?
— Тогда информация, которой она располагала, предавалась огласке или направлялась к заинтересованному лицу, — медленно проговорил Фурнье.
После минутного молчания Пуаро спросил:
— Это приносило ей финансовую выгоду?
— Нет, — ответил Фурнье, — в прямом смысле, нет.
— А косвенно?
— Косвенно — заставляло других платить, так? — сказал Джепп.
— Совершенно верно, — откликнулся Фурнье. — Это было, что называется, моральное воздействие.
— Я бы сказал, аморальное. — Джепп задумчиво потер нос. — Что ж, открывается хорошенькая цепочка мотивов убийства — весьма хорошенькая. Затем — один вопрос: кому перейдут ее деньги? Вы не могли бы нам в этом помочь? — обратился он к Тибо.
— Существует дочь, — ответил адвокат. — Она не жила с матерью — более того, я полагаю, мать не видела ее с раннего детства. Но много лет назад она составила завещание, по которому все, за исключением небольшой суммы, предназначенной служанке, отписано ее дочери Анни Моризо. Насколько мне известно, завещание она не переписывала.
— А ее состояние велико? — спросил Пуаро.
Адвокат пожал плечами:
— Примерно восемь-девять миллионов франков.
Пуаро чуть не присвистнул.
— Гляди на нее, кто бы подумал? — сказал Джепп. — Погодите, какой сейчас курс… это… Господи, да это же больше ста тысяч фунтов. М-да!
— Мадемуазель Анни Моризо будет очень богатой молодой дамой, — сказал Пуаро.
— Хорошо еще, что ее не было на борту, — сухо заметил Джепп. — Уж ее-то сразу бы заподозрили в том, что это она пришила мамочку, чтобы заграбастать денежки. Сколько ей может быть лет?
— Точно сказать не могу. Полагаю, двадцать четыре — двадцать пять.
— Что ж, ее как будто ничто не связывает с преступлением. Попробуем идти от шантажа. Все пассажиры утверждают, что не знакомы с мадам Жизель. Один из них лжет. И нам надо установить, кто именно. Нам не мешало бы хорошенько порыться в ее бумагах — что скажете, Фурнье?
— Друг мой, — ответил Фурнье, — как только я узнал об убийстве, сразу после телефонного разговора со Скотленд-Ярдом, я отправился к ней домой. Она хранила документы в сейфе. Так вот, все было уже сожжено.
— Сожжено? Кем? Зачем?
— У мадам Жизели была доверенная служанка Элиза. Элиза имела указания на случай, если что-либо произойдет с ее хозяйкой, открыть сейф (она знала комбинацию) и сжечь содержимое.
— Ну! Это поразительно! — выговорил потрясенный Джепп.
— Видите ли, мадам Жизель соблюдала свой кодекс чести, — сказал Фурнье. — Она никогда не подводила тех, кто не подводил ее. Она обещала своим клиентам полное соблюдение тайны. Она была беспощадной женщиной, но она была и человеком слова.