— Вы совершенно правы, мосье. Мадам доверяла мне. С первого дня службы я добросовестно исполняла все ее указания.
— Она, вероятно, оказала вам большую услугу — не так ли? — и вы были ей благодарны.
— Мосье весьма проницателен. Да, это правда. И я не скрываю этого. Я была обманута, мосье, мои сбережения похищены — и еще был ребенок. Мадам спасла меня. Она устроила девочку к добрым людям в деревню — в хороший дом, мосье, и к честным людям. Вот тогда мадам и призналась мне, что она тоже мать.
— Она вам сказала, сколько лет было ее ребенку, где он или еще что-нибудь.
— Нет, мосье, она говорила, что тот период ее жизни закончен и возвращаться к нему незачем. Так будет лучше, сказала она. Девочка обеспечена, она получит образование и профессию. Кроме того, после смерти матери она унаследует все ее деньги.
— Больше она вам ничего не говорила о ребенке или отце?
— Нет, мосье, но у меня есть предположение…
— Говорите, мадемуазель Элиза.
— Понимаете, это только предположение.
— Понимаю, понимаю.
— Я думаю, что отец ребенка был англичанин.
— Что именно заставило вас так думать?
— Ничего определенного. Просто, когда мадам говорила об англичанах, в ее голосе слышалась горечь. Кроме того, мне казалось, что мадам приятно, когда кто-то из англичан вынужден обращаться к ней. Но это только предположение…
— Да, но оно может оказаться очень ценным. Оно дает какую-то зацепку… А ваш ребенок, мадемуазель Элиза? Это девочка или мальчик?
— Девочка, мосье. Но она умерла — уже пять лет, как умерла.
— Ах, примите мои соболезнования.
Наступило молчание. Нарушил его Пуаро:
— А теперь, мадемуазель Элиза, о чем же вы до сих пор умалчивали?
Элиза вышла из комнаты и через несколько минут возвратилась с черной потертой записной книжечкой.
— Это книжечка мадам. Она была при ней всегда. Собираясь в Англию, она ее обыскалась. Я нашла ее уже после отъезда мадам. Она завалилась за изголовье кровати. Я спрятала ее у себя — до ее возвращения. Услышав о смерти мадам, я сразу сожгла бумаги, но книжку оставила. Насчет нее никаких распоряжений не было.
— Когда вы услышали о смерти мадам?
Элиза снова медлила с ответом.
— Вы ведь узнали об этом от полиции, так? — спросил Пуаро. — Полицейские пришли и осмотрели комнаты мадам. Они обнаружили, что сейф пуст, а вы сказали им, что сожгли бумаги, но на самом деле вы сожгли их только после их ухода.
— Это верно, мосье, — подтвердила Элиза. — Пока они осматривали сейф, я вынула бумаги из сундука. Да, я сказала, что сожгла их. В конце концов, это почти правда. Я сожгла их при первой возможности. Мне надо было исполнить волю мадам. Вы видите, в каком я затруднительном положении? Мосье, вы ничего не скажете полиции? У меня могут быть серьезные неприятности.
— Я верю, что вы поступили так из лучших побуждений, мадемуазель Элиза. Все равно, понимаете, жаль… очень жаль… Но сделанного не воротишь, и у меня нет причин сообщать милейшему мосье Фурнье точное время уничтожения бумаг. Посмотрим, можно ли из этой книжечки извлечь что-нибудь полезное.
— Не думаю, мосье. — Элиза покачала головой. — Да, она делала тут какие-то пометки, но это только цифры. Без документов в этих записях не разобраться.
Она неохотно протянула книжечку Пуаро. Он взял ее и полистал. Карандашные заметки не совсем разборчивым почерком. Их было около двадцати, похожих одна на другую. За номером следовало несколько слов характеристики, вроде:
СХ 265. Жена полковника. Гарнизон в Сирии. Полковая касса.
ЖФ 342. Член палаты депутатов. Связь с делом Ставиского.
А в конце книжечки карандашом были нацарапаны для памяти числа и названия мест вроде:
Ле-Пинэ. Понедельник. Казино, 10.30. Отель
«Савой». 5.00. АВС. Флит-стрит, 11 утра.
Ничего законченного. Казалось, это скорее напоминания о чем-то себе самой, чем реальные даты встреч.
Элиза с волнением смотрела на Пуаро.
— Все это ничего не значит, мосье. Так оно на мой взгляд. Это было понятно мадам, а не постороннему человеку.
Пуаро закрыл книжечку и опустил себе в карман.
— Она может оказаться весьма ценной, мадемуазель. Вы правильно сделали, что отдали ее мне. И ваша совесть может быть совершенно спокойна. Мадам ведь никогда не просила вас сжечь эту книжечку.
— Это верно. — Лицо Элизы слегка просветлело.
— А раз у вас нет никаких указаний, стало быть, ваш долг — передать ее полиции. Я договорюсь с мосье Фурнье, чтобы вас не преследовали за то, что вы не сделали этого раньше.