Едва она это подумала, как молодой человек, встретившись с ней взглядом, поклонился.
— Простите, мадемуазель, вы не узнаете меня?
Джейн посмотрела на него внимательнее. У него было свежее мальчишеское лицо, не столько красивое, сколько необычайно оживленное.
— Нас не знакомили друг с другом, это правда, — продолжал молодой человек, — если не считать знакомством совместный полет в самолете, когда произошло убийство, и присутствие на коронерском следствии.
— Ну, конечно! — воскликнула Джейн. — Как это я раньше не сообразила. Ваше лицо показалось мне знакомым. Вы…
— Жан Дюпон. — Молодой человек смешно и мило поклонился.
Она вспомнила, может быть, не слишком изысканный афоризм Гледис:
«Если за тобой ухаживает один, будь спокойна, тотчас найдется другой. Что-то вроде закона природы. Иногда и третий, и четвертый».
Джейн всегда вела аскетическую жизнь труженицы. О ней можно было сказать то, что обычно сообщают в официальных извещениях о розыске пропавших девушек: «Самостоятельная и веселая, друзей-мужчин не имела и т. п.». Джейн тоже была «самостоятельная и веселая и друзей-мужчин не имела». Теперь у нее такие друзья появились. Сомневаться не приходилось. Жан Дюпон склонился над ее столом не из одной вежливости. Он был рад, что оказался напротив Джейн. И не просто рад — он был в восторге.
Джейн с опаской подумала про себя: «Он ведь француз. Говорят, с французами надо держать ухо востро».
— Стало быть, вы еще в Англии, — сказала она вслух и мысленно прокляла себя за крайнюю бессмысленность замечания.
— Да. Мой отец читал в Эдинбурге лекцию, и еще мы побыли у друзей. Но теперь — завтра — мы возвращаемся во Францию.
— Понятно.
— Полиция никого еще не арестовала? — спросил Жан Дюпон.
— В последние дни газеты об этом вообще молчат. Может, они бросили эту историю.
Жан Дюпон покачал головой.
— Нет-нет, они ее не бросят. Они действуют молча, — он сделал выразительный жест, — и так, чтобы их никто не заметил.
— Не надо, — в голосе Джейн послышалась тревога. — Вы меня пугаете.
— Да, не слишком приятно быть поблизости от совершающегося убийства… — И он добавил: — А я был ближе, чем вы. Я был совсем рядом. Иногда мне не по себе от такой мысли…
— Кто, по-вашему, это сделал? — спросила Джейн. — Я все время спрашиваю себя.
Жан Дюпон пожал плечами.
— Не я. Она была слишком уродлива!
— По-моему, естественнее убить уродину, чем красотку.
— Вовсе нет. Когда женщина красива, вы ею увлекаетесь — она обращается с вами скверно — заставляет ревновать, сходить с ума от ревности. «Ладно, — говорите вы, — я ее убью. Это принесет мне облегчение».
— А разве это принесет облегчение?
— Этого, мадемуазель, я не знаю, потому что еще ни разу не пробовал. — Он рассмеялся, а потом покачал головой. — Но уродливую старуху вроде Жизели — кому это понадобилось ее убивать?
— Ну что ж, может быть и такой взгляд, — сказала Джейн и нахмурилась. — Ужасно представить, что, возможно, и она когда-то была молодой и красивой.
— Я понимаю, понимаю. — Он неожиданно посерьезнел. — Это великая трагедия — то, что женщинам приходится стареть.
— Вы, кажется, много думаете о женщинах и их внешности, — сказала Джейн.
— Естественно. Разве существует что-нибудь более интересное. Вам это кажется странным, потому что вы англичанка. Англичанин прежде всего думает о работе — о деле, как он выражается, — а затем о спорте и в последнюю, самую последнюю очередь — о своей жене. Да-да, именно в последнюю. Ну, только представьте себе, в маленькой гостинице в Сирии жил англичанин. Его жена заболела. А ему надо было к определенному дню быть в Ираке. Eh bien, верите ли, он бросил жену и уехал, чтобы вовремя оказаться на месте. При этом и он, и его жена полагали, что это вполне естественно: его считали благородным, бескорыстным. Но врач, который не был англичанином, счел его варваром. Жена живой человек — вот что должно стоять на первом месте: а служебные обязанности — они могли бы и подождать.
— Не знаю, — сказала Джейн. — Думаю, все же работа должна быть на первом месте.
— Но почему? Видите, и у вас тот же взгляд. Трудясь, человек зарабатывает деньги; ухаживая за женщинами и ублажая их, он тратит деньги — второе гораздо благородней и возвышенней, чем первое.
Джейн засмеялась.