— Ладно, — сказала она. — Кажется, я согласна быть чьим-то предметом роскоши и ублажения, но совсем не хочу, чтобы меня торжественно водружали на первое место. Гораздо приятнее, когда за тобой ухаживают не по обязанности, а ради удовольствия.
— С вами, мадемуазель, никто бы не счел это обязанностью.
Молодой человек проговорил это так серьезно, что Джейн покраснела. Он тотчас продолжил разговор:
— До этого я был в Англии только один раз. Третьего дня на этом — как вы его называете? — коронерском следствии мне было очень интересно изучать трех молодых очаровательных и таких не похожих друг на друга женщин.
— Ну, и что вы о нас подумали? — Джейн позабавило его признание.
— Леди Хорбери — ба, я прекрасно знаю этот тип. Очень экзотическая, очень, очень дорогостоящая. Вы так и видите, как она сидит за баккара; нежное лицо — на нем непреклонность, и вы знаете, вы слишком хорошо знаете, как оно будет выглядеть лет через пятнадцать. Она живет острыми ощущениями, эта дама. Большими деньгами, может быть, наркотиками… Аи fond[53] она неинтересна!
— А мисс Керр?
— О, она очень, очень англичанка. Из тех, которым любой лавочник на Ривьере откроет кредит: они на редкость проницательны, наши лавочники. Ее одежда отлично сшита, но фасоном напоминает мужскую. У нее такая походка, словно она владеет всей землей. Она нисколько не чванится — просто она англичанка. Она знает назубок все родословные. Правда. Я слыхал таких, как она, в Египте. «Что? Приехали Такие-то? Йоркширские Такие-то? Ах, Шропширские Такие-то!»
Передразнивал он превосходно. Джейн от души смеялась над тем, как он по-светски тянул слова.
— А затем — я, — сказала она.
— И затем вы. И я сказал себе: «Как славно, как замечательно было бы в один прекрасный день снова встретиться с ней». И вот я сижу напротив вас. Иногда боги настроены очень милостиво.
— Вы ведь археолог? — спросила Джейн. — Вы выкапываете разные вещи?
И Жан Дюпон стал рассказывать о своей работе, а она слушала его, затаив дыхание.
Когда он кончил, она вздохнула.
— Вы были в стольких странах. Столько повидали. Все это потрясающе интересно. А я никогда никуда не поеду и ничего не увижу.
— Так вы бы хотели поехать за границу: увидеть дикие уголки? Но имейте в виду, там вы не сможете завивать волосы.
— Они сами вьются, — засмеялась Джейн.
Она глянула на часы и срочно потребовала у официантки счет.
— Мадемуазель, не позволили бы вы, — с некоторым замешательством выговорил Жан Дюпон, — я сказал вам, что завтра возвращаюсь во Францию — ну и… вы не могли бы поужинать со мной сегодня?
— К сожалению, я не могу. Я уже приглашена на ужин.
— О, как жаль, как жаль. Вы в ближайшее время не собираетесь в Париж?
— Вряд ли.
— А я… я не знаю, когда снова буду в Лондоне! Это грустно…
Он на мгновение задержал руку Джейн в своей.
— Я буду очень, очень надеяться, что мы увидимся, — сказал он, и было ясно, что сказал он это всерьез.
Глава 14
На Масуэлл-Хилл
Примерно в то время, когда Джейн выходила от Антуана, Норман Гейл бодрым профессиональным голосом говорил:
— Боюсь, что место чувствительное… Дайте знать, если будет больно…
Уверенной рукой он направил бор.
— Вот и все кончено. Мисс Росс!
Мисс Росс уже стояла у его локтя, помешивая капельку белой массы на стеклянной пластиночке.
Норман Гейл поставил пломбу и спросил:
— Давайте уточним. Остальные мы лечим в следующий вторник?
Его пациентка, яростно прополоскав рот, пустилась в пространные объяснения. Она уезжает — так досадно, придется отменить следующий визит. Конечно, она сообщит, когда вернется.
И она поспешно выскользнула из кабинета.
— Что ж, на сегодня все, — сказал Гейл.
— Звонила леди Хиггинсон, она сказала, что не может прийти на той неделе, — сказала мисс Росс. — Но на другой день записываться не захотела. Да, и полковник Блант не сможет прийти в четверг.
Норман Гейл кивнул. На лице его появилось ожесточение.
Каждый день то же самое. Люди звонят. Отменяют визиты. Под любыми предлогами: срочно уезжают за город, за границу, простужены, обстоятельства не позволяют…
Не важно, на что они ссылаются, настоящую причину Норман только что явственно увидел в глазах последней пациентки, когда потянулся к бормашине… в глазах внезапно возник страх…
Он мог бы написать ее мысли пером на бумаге.