Палий ткнул в пепельницу докуренную почти до фильтра сигарету и вопросительно уставился на майора. Тот качнул головой:
— На сегодня, пожалуй, всё. Завтра я приеду, чтобы уточнить кое-какие факты.
— Ну, это ваша работа, — вежливо ответил Палий. — Значит, до завтра.
— Счастливо оставаться. — Майор поднялся первым и собрал со стола бумаги.
— Какое уж тут счастье… — пробормотал Палий и вышел из библиотеки.
Они сидели в гостиной. И были странно молчаливы и задумчивы. Впрочем, все понимали, что по крайней мере на ближайшее время веселье закончилось. Жени среди них не было, и Палий вспомнил, что она обещала ждать его там, среди кустарника, на едва не сломанной их эмоциями скамейке. Она и была там, пряталась в темноте, только слабый свет из окна второго этажа давал возможность рассмотреть сидящую боком, обхватив колени руками, знакомую фигуру.
— Ну, как ты тут? — спросил он и сел рядом. Потом попросил: — Дай сигарету, а то этот майор курит облегченные, а у меня от них жуткая изжога.
Вспыхнул крошечный огонек, и он, наконец, затянулся своим «Честерфилдом».
— Я никак, — ответила Женя, и ему понравилось, как звучит её голос. В нем уже не было прежнего смятения и паники. Видно было, что она не накручивала себя всё то время, пока он был в библиотеке и общался с майором. Наоборот, она по кирпичикам восстанавливала спокойствие, и теперь, пожалуй, была в порядке, большем, чем даже днем, до того, как увидела расписку Марка.
— Ты не можешь быть никак, — поправил он её. — Ты, Женька, сильная. Сильнее нас всех. И мне очень стыдно, что тебе пришлось стать такой сильной.
— Митя, сейчас я просто не могу себе позволить рефлексировать. Меня в очередной раз загнали в угол, и нужно как-то выбираться, а не растекаться талым воском.
— Знаешь, то, что ты мне рассказала, было для меня полной неожиданностью. — Он помолчал, только красный огонек сигареты то разгорался до желтого цвета, то почти умирал. — Можно сказать, что я пока ещё не до конца осознал, что речь шла о Марке, а не о совсем неизвестном мне человеке.
— В том-то и дело, Митя, что и я сейчас все время думаю, куда исчез настоящий Марк. Тот, что остался — не он… Когда я прозевала, упустила момент? Мне страшно, потому что этого нового Марка Шереметева я, оказывается, совсем не знаю.
Марк не был близким другом Палия. Как-то так получилось, что у него вообще близких друзей было очень мало, разве что Серёга Семляков, партнер по школьным мелким хулиганствам и удивительным открытиям в литературе, музыке и жизни, друг, на которого Палий мог рассчитывать в любое время дня и ночи, в любых, самых опасных ситуациях. Но Серёга служил на Севере, и приезжал в родной город редко, на пару недель. Да, ещё есть Машка и отец, сейчас сильно сдавший, страдающий от полиартрита и с трудом удерживающий в негнущихся руках кисть. После отдыха на море Палий планировал навестить отца и уговорить его все-таки переехать к ним с Машкой, хватит быть вдалеке. Надежда на это была слабой, но попробовать стоило.
— Мить, а что у тебя этот советник-майор спрашивал? — поинтересовалась Женя.
— Не поверишь, но его страшно интересовали наши студенческие романы и ссоры. Кто с кем, когда и почему, — хмыкнул Палий. — Просто в лучших традициях жанра. Он подозревает, что кто-то приехал сюда, чтобы отомстить Сашке Вершинину за разбитое сердце или зажиленную на экзамене по строймеханике шпору.
— Ты серьезно?
— Серьезней некуда, он составляет график наших любовей пятнадцатилетней давности. Или сколько уже лет прошло? В общем, похоже, Надюшка ему такого о нас порассказала, что он вообразил прямо-таки шекспировские страсти, и сейчас роется в них. Если честно, я ему не завидую…
— А пойдем-ка к ребятам, — спохватилась Женя. — Наверняка они сейчас обсуждают события. Незачем нам оставаться в неведении и меланхолии.
— Пошли! Сеанс психотерапии на сегодня закончен, — Палий вскочил на ноги, едва не перевернув злополучную скамейку, и поклонился.
— Так вот что это было, — иронично удивилась Женя. — Ладно! Надеюсь, что у меня будет возможность оказать тебе аналогичную услугу и выслушать твои стенания.