- А о чем будет статья?
- Пока не знаю. Но только на этих условиях я согласна писать о модели. Ты понял?
- Понял. Знаешь, Леда, - он снова протиснулся за свой стол, - твои требования не так уж и непомерны, - он задумчиво посмотрел на меня, Материал у тебя всегда интересный, поэтому с моего благословения пиши о чем хочешь. Но после того, как выйдут статьи о Диане. Когда будет готово интервью с ней, причем приличное.
- Вот в этом, Илюшенька, можешь не сомневаться. Плохо писать - себя не уважать.
- Договорились. У меня все. Если никаких вопросов больше нет, то позови мне, пожалуйста, Лилию.
Пошехонцев сделал вид, что снова занялся разглядыванием красоток в журнальчике, а я направилась к двери.
Перерыв на обед разогнал моих коллег, никто не стучал по клавиатуре, стало тише. Журналисты разбрелись кто в буфет, кто в курилку. Некоторые образовали группы и пили кофе. Компания из четырех человек в уголке мирно, по-домашнему, перебрасывалась в картишки. Ничего удивительного, каждый использует свой законный перерыв, как ему больше нравится.
- Как успехи? - спросил меня вечно шмыгающий носом Кирилл Волоснов, поднимая голову от толстой растрепанной книги.
- В смысле? - Я приостановилась.
- Как Илья отреагировал на твой материал? - Кирилла ничуть не смутил мой недовольный тон.
- Как муж, с которым живешь уже давно.
- То есть?
- Когда предлагаешь одно и то же, оно приедается, хочется молодого, упругого и умелого тела на все согласной путаны.
- Леда, ты чего? - Кирилл с искренним недоумением уставился на меня, даже носом шмыгать перестал.
- Ничего. Наш главный в восторге от моих материалов, но теперь он хочет, чтобы я писала о моделях.
- О каких это? - тут же встрял Семен Гузько. - Модели - это же клево!
- Для тебя, Семен, не сомневаюсь, что клево. Даже суперклево. Вот только вся эта публика не для меня.
- Не вынесла, значит, душа эстета... - гнусовато произнес Гузько. - А чем они тебе так не нравятся? Балдежные ведь девочки.
- Семен, - меня прорвало, - ты можешь писать о них сколько тебе влезет, ты можешь исходить слюной или облизывать их глянцевые портреты с ног до головы, ты можешь даже мастурбировать, глядя на их фото, закрывшись в сортире, но я-то здесь ни при чем, меня их прелести не возбуждают!
- Ладно тебе, Леда, успокойся. - Гузько, неравнодушный ко всякого рода женским прелестям, поутих. - Ничего ведь страшного.
- Точно, - тут же поддержал его Волоснов. - Сделаешь статейку, ну две, и пиши потом о композиторах и балетмейстерах.
- Балетмейстерах? - Я посмотрела на Кирилла.
- Ага, - радостно закивал он, обнажая в улыбке неровные желтые зубы. Тут в твое отсутствие Михайловский звонил, за статью благодарил, на ужин звал.
- Треплешься? - Я начала понемногу успокаиваться.
- А вот и нет, - возмутился Волоснов, вытирая под носом и призывая в свидетели подходящих коллег. - Все свидетели, что этот танцор-мен тебе звонил, рассыпался в благодарностях, приглашал сходить кое-куда. Очень жалел, что тебя нет, просил позвонить ему, когда появишься.
Коллеги, слушая разглагольствования Кирилла, согласно кивали головами.
У руководителя Санкт-Петербургского мужского балета Валерия Михайловского я брала интервью полтора месяца назад. Статья только успела появиться, как балет отправился на гастроли во Франкфурт. А сейчас, стало быть, вернулся.
- Вернулись, - откликнулся на мой телепатический позыв Кирилл, - и пробудут в городе почти всю осень. В конце месяца хотят представить публике новую программу.
- Позвони, - встрял Гузько, - пообщайся с интеллигенцией, заодно спросишь о творческих планах.
- Ладно, - сдалась я, - позвоню, вот только найду телефон.
- А чего искать, - подскочил Волоснов. - Он мне продиктовал, я записал, так что звони на здоровье.
И Кирилл протянул мне бумажку с нацарапанным на ней телефоном.
- А я слышала, - не утерпела и Лилька, которая тоже подошла, но не успела еще вставить ни слова, - что все балетоманы - педики.
- Балетоманы - это те, кто любит балет, Лилька. А сексуальные предпочтения кого бы то ни было мне совершенно безразличны. Михайловский интересный человек и интересный собеседник. Не гнушается нами, журналистами, хотя, может, и зря. За клевету сейчас ведь и привлечь можно.
- Ладно тебе, - Лилька смутилась, - я просто так. Сказать уж ничего нельзя.
- Это он просто на тебя глаз положил, Леда, - пристроив кривоватый палец ко лбу, произнес Гузько. - Другого кого просто послал бы подальше.
- Мне было интересно говорить с ним об искусстве, - не дала я Семену сбить себя с толку.
- Да, сексуальную сферу ты, как дама деликатная, оставила в стороне, с ядовитым придыханием выдавила Лилька.
- Конечно, - скромненько, ответила я. - А вот кое-кто сексуальную сторону жизни считает настолько важной, что аж ширинку распирает. И все аспекты этой сферы не прочь обсудить кое с кем. - Я выразительно посмотрела на Лильку.
- Ты это о чем? - вытаращилась та. - Не темни.
- Да куда уж яснее. Порыв, наверное, творческий обуял нашего главного. Он хочет быстро все обсудить с тобой, вероятно, именно эту самую пресловутую сексуальную сферу. - Стоящие кругом заржали, а Лилька, бросив на меня уничтожающий взгляд, поспешила к Илье.
- Смотрите, чтобы от ваших обсуждений диван совсем не развалился, напутствовал ее Гузько, - а то он и так на ладан дышит.
Вокруг ржали. Не обращая на них внимания, я уселась за свой стол и задумалась. Значит, теперь мне нужно заняться миром моды, почитать кое-что о жизни моделей и подготовиться к интервью с нордвиндской дивой Дианой. От встречи с Михайловским тоже отказываться не стоит, что и говорить - человек он весьма приятный. Мои мысли спешили, обгоняя одна другую, а вокруг стоял обычный шум, гам, тарарам. Цунами и тайфун в одном флаконе - привычная атмосфера газеты "Вечерние новости".
Глава 3
Петербургский климат разнообразием никогда не отличался. Вот и сейчас асфальт мокро блестел, прохожие раскрывали зонты и кутались в плащи и куртки, спеша к остановкам. А мне мелкий, моросящий из низких туч дождик всегда нравился. Воздух во время дождя пахнет как-то особенно. Резкий порыв ветра швырнул в лицо пригоршню капель и напомнил, что уже осень. Тряхнув головой, я заспешила к машине.
Ну вот и первый сюрприз. Машина напрочь отказывалась заводиться. В технике я вообще не сильна, а уж в машинах не разбираюсь и подавно. В случае стихийного бедствия утопающий хватается за соломинку, бандит - за пушку, обыватель - за телефон, а все журналисты нашей редакции взывают к помощи мастера - золотые руки дяди Сережи Воронцова. Какое счастье, что он не уходит вместе со всеми домой, а почти всегда задерживается.
Я пулей выскочила из машины и, не обращая внимания на лужи, помчалась назад.
- Забыла помаду, птичка? - попытался остановить меня Гузько. - Ты мне и такая нравишься.
Увернувшись от лап Семена, я на ходу заявила:
- С радостью бы, песик, но у меня сегодня критический день. Вместо тебя вполне сойдет и "Тампакс".
Я остановилась на лестнице, чтобы достать из сумочки сигареты.
- Так бы и сказала, - проворчал Семен, но увидел выходящую из дверей Смирнову Тамару Сергеевну и переключился на нее:
- Позвольте вас проводить, леди.
- Не отказалась бы, Сеня, - мягким грудным голосом ответила Тамара Сергеевна, - но мы с Ирочкой собирались к портнихе заскочить.
- Не везет так не везет, - философски пробормотал Гузько и, надвинув поглубже огромную кепку, зашагал прочь.
Тамара Сергеевна подмигнула мне и стала неторопливо спускаться вниз.
В редакции уже почти никого не осталось, только толклись еще возле Миши Агафонова несколько выпивох, соображая, в какую бы пивнушку им закатиться, чтобы с толком потратить деньги и нагрузиться поосновательнее.
Выпивохи мельком посмотрели на меня и продолжили обсуждение, только Яша Лембаум удосужился буркнуть:
- Главный занят.
Мне главный был на фиг не нужен, но я все же не удержалась и спросила:
- Это чем же таким важным он занят? Выпивохи прекратили дебаты и уставились на меня.