- Ехать? - Художник с удивлением посмотрел на меня.
- Конечно, - я кивнула. - В Москве мне больше делать нечего, поэтому, - я посмотрела на часы, - через пару часиков я отбываю в родной Питер.
- Уже? - огорчился художник. - А вам обязательно нужно уезжать? Может, все-таки задержитесь? Мы бы погуляли вечером по Москве, а потом...
- Что потом? - спросила я. - Бегали бы, высунув язык, в поисках места в гостинице?
- Зачем же? - Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся моей щеки. - Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в Петербург переехал всего несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира родителей. Поэтому мы отлично сможем устроиться там.
Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой квартире, да еще и с чужим мужиком, который, видимо, не станет разводить церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к моему телу. Нет уж! Не скажу, что я такая уж святая и всего одного мужчину знала, десятка три наберется за всю мою сознательную половую жизнь, но сейчас меня как-то на других не тянет, тем более что Герт всегда под боком. В последние три года отошла я от всех этих скоропалительных романов. Не нужно мне приключений на свою... Ладно, что он там распинается?
- Вы только не подумайте, Леда, - Иванов завладел обеими моими руками, - что я делаю вам какое-то непристойное предложение. Напротив, я отношусь к вам с уважением. Вы вообще можете остаться там одна, а я переночую у кого-нибудь из родственников.
- Только этого не хватало! - вырвалось у меня.
- Я готов выполнить любое ваше желание. - Иванов слегка сжимал мои руки. - Вы согласны?
- Нет! - Я резко освободилась. - Я обещала Герту, что вернусь сегодня вечером, и менять свои планы мне совершенно не хочется. Простите, если я вас обидела.
- Ничего, ничего, - заверил меня авангардист. - Это вы меня простите.
- Ничего, - сказала я. - Но сейчас я бы хотела покинуть вас, чтобы привести себя в порядок. Носик попудрить, сами понимаете.
- Дамская комната на втором этаже, - подсказал Иванов, - как выйдете в холл, сворачивайте направо и идите по коридору до конца. А я подожду вас в вестибюле.
- Не стоит, до свидания, - быстро произнесла я и, подхватив сумку, поспешила к выходу из бара.
Я точно следовала указаниям Иванова, но, наверное, что-то все же перепутала. Коридор не просто сворачивал вправо, он делал это несколько раз, а в конце никакой дамской комнаты не было, напротив, была лестница, ведущая вверх. Ладно, поднимусь туда, может, там она и должна быть.
Но лестница вывела меня к галерейке, откуда я рассматривала панно. Ну не идти же мне к этому Паку, чтобы он объяснил мне дорогу. Мне и одного разговора с ним вполне хватило. Мое дело вообще маленькое. Карчинский попросил меня передать вазу и письмо, что я и сделала. Стоп! Письмо! Чертово письмо, про которое я и не вспомнила. Нет! Как раз вспомнила. Хорошо еще, что не в поезде, когда он уже подъезжал бы к Питеру. Вот было бы дело! Так, придется извиниться перед этим нахалом и отдать ему письмо. Какое счастье, что меня задержал Иванов, иначе я давно бы отсюда убралась и про письмо точно не вспомнила бы.
Вот и знакомый коридорчик, а за ним приемная. Пустая по-прежнему. И дверь в кабинет приоткрыта. Может, Пак уже ушел куда-нибудь? В этом случае я просто оставлю письмо на столе и сама потихоньку уйду. Отличная мысль, на удивление все хорошо складывается.
Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Никого. Просто чудесно. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, я вошла внутрь и приблизилась к столу. Но все мысли тут же вылетели у меня из головы, когда я увидела в углу груду черепков. Разбитая ваза! Та самая ваза, которую меня просил доставить сюда Карчинский и которую я везла с такими предосторожностями. И сомнений у меня никаких не было в том, что это та самая, потому что черепки покоились на мягкой бумаге розовато-кремового оттенка. Именно в нее и была завернута моя ваза.
Моя ваза! А этот придурок ее разбил! Уничтожил такую красоту! И как только рука поднялась?! Зачем, ну зачем он это сделал? Я в растерянности стояла посреди кабинета, глядя на груду черепков, но тут громкий и резкий голос прервал мои размышления.
- Ты всегда так долго возишься? - спросил резкий голос с очень сильным акцентом.
- Сейчас иду, - ответил ему низкий голос, показавшийся мне знакомым.
Конечно, это же голос Пака, с которым я разговаривала здесь какой-то час назад. Вот только уверенности и властности в нем поубавилось, наоборот, появились подобострастные нотки. Как, однако, быстро меняется человек в зависимости от обстоятельств.
Я торопливо обернулась. Сейчас они войдут сюда, а я тут одна в кабинете. И ваза эта разбитая... Я замерла, но из приемной никто не появился.
- Не инде<Иди сюда (корейск.).>, - нетерпеливо повторил голос.
Говорили где-то совсем рядом. И тут я заметила дверь, которая вела из кабинета в соседнее помещение. Что же я удивляюсь? Точно такая дверь была в кабинете банкира Ивлева. А соседняя комната, наверное, специально оборудована для отдыха. Не утерпев, наплевав на всякую осторожность, я подошла поближе. Что-то говорят, но что именно - непонятно. Да и на чужом языке, кажется. Жаль, что я не знаю корейского. И друзей у меня таких нет.
Есть! В мозгу что-то щелкнуло. У меня нет, но у Герта есть его приятель Юрка Ли из этого "Сада наслаждений", что ли. Когда мы там были, то его кто-то позвал на своем языке. Значит, он понимает. А мне что делать? Разве что записать это все. Хорошо бы не слишком все исказить. Я торопливо шарила по карманам, но вспомнила, что блокнот убрала в сумку. Теперь надо осторожненько открыть ее и достать незаменимое орудие производства. Я торопливо шарила рукой, но блокнот куда-то завалился. Вместо него я нащупала небольшой пластмассовый предмет. А это еще откуда? Я вытащила неизвестный предмет на свет божий и чуть по лбу себя не хлопнула.
Растяпа! Вот растяпа! Если в таком возрасте у меня склероз начался, то это весьма чревато. В руке я держала диктофончик, с которым отправилась по заданию шефа послушать веселых хохлов. Собиралась еще в редакции продемонстрировать всем украинский юмор, да как-то забыла. А вот теперь диктофончик здесь, и очень кстати!
Вот только слышно ужасно плохо. Я прижалась ухом к двери, но все равно с трудом могла разобрать лишь некоторые слова. Была не была! Я осторожно толкнула дверь. Она даже и не скрипнула, зато до меня стали доноситься отчетливые голоса.
- Я же все объяснил, - произнес Пак, - чего же вы еще хотите?
- Где художник? - закричал первый. - Что мне твои объяснения!
- Ка ай он да<Он не придет (корейск.).>, - произнес Пак, стараясь говорить спокойно.
- Кы ге тён мари?<Это точно? (корейск.)> - Голос стал пронзительным.
- Е, - ответил глава Центра корейской культуры. - Кы сара ми тябло ай о гу тарым сарали понесо. Едя. Сиро васо савари мэбен<Да. Он прислал вместо себя человека. Женщину. Она привезла вазу мэбен (корейск.).>.
- Кы савар?<Та самая ваза? (корейск.)> - немного спокойнее произнес первый.
- Ай. Тарын до понесо<Нет. Он прислал другую (корейск.).>. - Голос Пака прозвучал с вызовом.
- Хампане?<А внутри? (корейск.)> - Голос снова взвился.
- Ам буту абсо<Ничего (корейск.).>, - неторопливо ответил Пак.
- Кы рен отыге комеда<Он нарушил наш уговор (корейск.).>, - в голосе собеседника послышалась злость.
- Те он сарами хегенынга сава вата<Нашелся лучший покупатель (корейск.).>, - насмешливо проговорил Пак.
- Не шути, - сказал по-русски первый. - Это ему даром не пройдет. Да и тебе тоже, если мы узнаем, что ты в этом как-то замешан.
- Я здесь ни при чем! - Пак теперь начал кричать. - Это не я с ним договаривался. Вы сами как-то на него вышли. А теперь пытаетесь все на меня свалить. Но я здесь совершенно ни при чем. И разбирайтесь с ним сами.
- Нет, - ехидно произнес голос. - Это тебе придется разбираться. Сегодня же пошли к нему человека.
- Сделаю, - ответил Пак.
Я отпрянула от двери и выключила диктофон. Интересно все-таки, о чем они говорили? Так. Некогда обо всем этом думать. Надо выбираться отсюда, и как можно быстрее. Но в дверях кабинета я задержалась. Из соседней комнаты опять стали доноситься голоса. Там о чем-то спорили. Не обращая на это внимания, я обогнула стол и наклонилась над грудой черепков. Возьму хотя бы один. А Карчинского надо будет предупредить о том, как поступили с его сувениром.