— Договорились. — Она соглашается, дарит очаровательную улыбку, которую я принимаю с благодарностью и отвечаю такой же.
Один парень давно присматривался к «Москвичу», и устная договоренность у нас имелась. Оставалось только забрать задаток, что я и сделал, получив возможность порулить еще месяцок. Таким образом, у меня появились деньги, достойная женщина жаждала встречи, пара десятков «духов» повалилась, словно косточки от домино. Я находился только в начале пути, и, каким бы коротким он ни получился, абстрактное зло уже потеснилось. Старик Державин лиру вложил в руки Пушкина. Старик таджик тоже постарался. Стихами тут и не пахло.
Я заскочил в супермаркет и слегка шиканул, накупив вкусной всячины и испанского шампанского для Киры, если той вдруг вздумается пошалить. Заправив полный бак петролеумом-93, я порулил в сторону трампарка имени Блохина. Солнце этим летом не баловало — чистое синее небо висело высоко. За трампарком я как-то сориентировался и притормозил возле узкого тротуара. Никто за мной не следил, но я все-таки подождал, прежде чем выйти. Чисто.
Через улицу напротив росли огромные тополя с треснутыми стволами, а за ними начинались низкие запущенные строения. Туда я и направился. В одном из этих жутких домов с мятыми крышами располагалось что-то вроде клуба афганцев, где репетировали с Би Би Кингом Николай и Вася. В принципе я знал эти афганские структуры, в которых часто объединялись и люди, не имевшие к той войне отношения. Под афганцев косили иногда просто уголовники. Они меня тоже интересовали. В афганском клубе всегда можно что-нибудь узнать.
Найдя дверь в нужном мне двухэтажном доме, с виду нежилом, я постучал. Прошла минута-две, но дверь отворилась, и я увидел крупного тюрка в майке и армейских галифе со штрипками поверх тапочек. Он обладал мощными покатыми плечами и трицепсами внушительной конфигурации со вздутыми венами. На стриженой голове сидела круглая стираная шляпа, в такой я тоже походил и поползал, исполняя интернациональный долг. Тот самый казах, подумал я. На лице тюрка выделялось несколько шрамов — они отметили щеки и лоб.
— Тебе кого? — спросил он меня низким, хрипловатым голосом.
— Понимаешь, — я искал слова, боясь, что меня не пустят. — Николай и Вася. Они сказали — вы тут репетируете каждый вечер. Я играл раньше с Никитой Шелестом, в «ВОЗРОЖДЕНИИ», и у меня к ним дело.
Это должно было заинтересовать Би Би Кинга. Так оно и оказалось.
— Да! Ты с Шелестом знаком? Лично?
— Был знаком.
— Не говори — был! — нахмурился Би Би Кинг. — Никогда не говорю — я в Афганистане был. Я там есть. Куда от него денешься?
Мы поднимались по грязной лестнице на второй этаж, и я рискнул:
— Я тоже в Афгане два года отстрелял свое. Только вспоминать не люблю.
Би Би Кинг обернулся, посмотрел пристально и спросил:
— Не врешь? Теперь все про Афган говорят.
Я пожал плечами неопределенно. Доказывать ничего не хотелось. Он поверил, обнял за плечи, отстранил и произнес доверчиво:
— Так ты — брат!
Мы зашли в комнату, заставленную акустическими колонками и усилителями. Знакомо обмотанную проводами. Среди этого музыкального ералаша неожиданным сокровищем казалась новенькая ударная установка «Амати», стоявшая слева от двери. Справа же в низком кресле сидела абсолютно пьяная женщина лет тридцати пяти, с нерасчесанными волосами и в сбитых, белых когда-то босоножках. Би Би Кинг поднял с пола две бутылки пива, открыл, протянул одну женщине, а другую — мне со словами:
— Пей, брат!
Я сделал несколько глотков, и мы вспомнили города и долины, горе и тяготы. Я не хотел, но следовало пройти проверку.
— Парни придут завтра, — сказал Би Би Кинг и утопил клавишу магнитофона. — Слушай — Крис Ри. «Джонни нужна быстрая машина» — название песни.
Бэнд заиграл сдержанно, и очень мужской голос запел: «Джонни нид э фаст ка-ар». Этот хит я знал, как и то, что «какой русский или американский не любит быстрой езды?» Судя по бодрой гитаре в проигрыше, Джонни быстрый кар получил в итоге, а я вот продал только что.
— Зачем Шелест в Москву поехал «Овацию» получать? Ты знаешь? — спросил Би Би Кинг, а я, подумав, ответил:
— Он говорил мне.
Афганец среагировал немедленно.
— Пойдем тогда, — сказал деловито, и мы прошли по коридору со следами разрушений в конец, где оказалась небольшая комнатка-чуланчик.
Одну из стен почти целиком закрывал известный плакат «ВОЗРОЖДЕНИЯ». Явно бухой Шелест сидит на песчаном берегу залива, раздетый по пояс, в закатанных до колен драных джинсах. Тогда он носил очень длинные волосы и пытался отпускать бороду. Вокруг него из песка торчат головы зарытых музыкантов со страшными рожами. Плакат напечатал Рок-клуб в восемьдесят седьмом. Тогдашние музыканты «ВОЗРОЖДЕНИЯ» ныне за бортом шоубизнеса, а Никита и того дальше.
В комнате-кладовке стоял стол без ящиков, целиком занятый полуразобранным двухкассетником и кучей деталей, паяльником, всякой чушью. Негромко звучала музыка — песня из последнего альбома «ВОЗРОЖДЕНИЯ». Возле стола на табуретке сидел мужчина лет тридцати в летней куртке на молнии и голубых джинсах. Он смотрел на нас. Лицо его мне понравилось — смугловатое, с тонким прямым носом и крупными карими глазами.
— Эй, Виктор! Я тебе сюрприз привел, — сказал Би Би Кинг.
— Хорошо, — тихо ответил Виктор.
Мы обменялись рукопожатиями, а когда мой провожатый объяснил Виктору, какая я важная персона, тот оживился, предложил садиться, хотя сесть было некуда.
— Мы с тобой замазались на «Распутина», — сказал Би Би Кинг. — Про «Овацию». Помнишь, поспорили? Он говорит, что Шелеста обманули, а я говорю, что купили, — обратился тюрок ко мне.
Я и сам интересовался — зачем Никита вписался в это позорище? Но он тогда сердито ответил, будто хватит революционного миропонимания, другая эпоха на дворе, пусть, мол, шоу-бизнес наш дермище жидкое, но он есть, какой есть, да, он продан и куплен, однако его дело стихи и мелодия, а все остальное — забота продюсера… Мне захотелось соврать, и я соврал:
— Его и Юру Шевчука запутали, а после было уже не открутиться. Но Никита считал полезным посмотреть вблизи на московский паноптикум.
Никита был согласен с Шевчуком — к хорошему человеку дерьмо не пристает.
— Понятно, — сказал Би Би Кинг. — Я пошел в ларек за «Распутиным».
Мы остались вдвоем. Виктор спросил:
— А Шевчук нарочно со сцены упал?
— Где? — удивился я.
— Там же. В Москве на «Овации».
— Не знаю. Я этой передачи не видел.
— Понятно. — Кассетник остановился. Виктор поставил другую сторону и спросил:
— Тебе нравится последний альбом?
— Мне все его альбомы нравятся. — Это была правда.
Виктор помолчал и спросил снова:
— А как он умер?
— Он умер легко, — это тоже была, видимо, правда. — Его убили ножом. Я такие видел в Афгане.
— Ты афганец?
— Даже инвалид. Эпилепсия.
— Я найду этого подонка и убью.
Еще один мститель, черт возьми. Меня это даже разозлило. Я верил в личную монополию на месть.
— Каким образом?
— Я думаю.
— Думать мало.
— Сперва я должен думать и решить, чтобы не сомневаться и не думать после.
Все мы позаражались этими восточными мудростями. Сколько народу через Афган прошло? Много. И вот готовы резать не думая. И я готов.
— Могу я помочь?
Виктор молчал и поглаживал щеку указательным пальцем правой руки.
— Можешь, — произнес очень тихо, почти неслышно, а я просто закипел внутри, еле сдерживаясь, чтобы не схватить его за ворот рубахи и не выпотрошить все его догадки. — Можешь, — повторил Виктор. — Приходи послезавтра в это же время и обсудим.
Би Би Кинг вернулся с «Распутиным», и я еще пробыл с ними некоторое время, но скоро ушел, поскольку боялся, что не сдержусь, а это могло все испортить.