Странным коленофилом становлюсь. Ведь была же еще и Лариса, и тоже коленки я в ней увидел с первого взгляда…
«Закатилось красно солнышко за Сену-реку!»
Понедельник закончился, и по неприглядным улочкам пригорода сновали люди. В барах сидели мужики в кепках и клетчатых шарфах. Они пили вино и дымили. Уже зажглись фонари.
Марина шла стремительно — так ходят, когда знают, куда надо.
Мы свернули за угол и оказались возле витрины обувного магазина. На стене было начертано «Andrè», на улице же возле стеклянных дверей стояла предлагаемая обувка.
— У пё ж'аштэ де каучук иси?
Марина обернулась и спросила:
— Говоришь по-французски? Зачем тебе калоши?
— Совсем не говорю.
— Зайдем. Не Бог весть что, но и этого ты пока не заработал.
— Я сам плачу!
— Фирма платит. — Марина сказала, будто отрезала.
И я подчинился. Мне нравилось. Никогда мне женщины не покупали ботинок. Вру! Однажды жена покупала. Но в основном себе — девятьсот девяносто девять всяческих пар. Они потом стояли и лежали по полкам, стульям, на обеденном столе и в детской коляске. Из-за этой обуви мы и разошлись в итоге. Пускай теперь китаец мается…
— Они этих денег стоят!
Мы шли обратно, и кузина Гусакова держала меня за локоть, смотрела на мои ноги, обутые теперь в мягкие кожаные мокасины, и гордилась произведенным действием. Я же шел и представлял, насколько в них будет удобно прыгать, лазать, приземляться, бить по яйцам, по голени, по любимым мной коленным чашечкам, если достану, то и по горлу, челюстям, вискам. Представлял гипотетического врага и не мог представить. Представлялись все известные лица из программы «Куклы». Но стар я уже для ужимок и прыжков. Курок спускать — еще куда ни шло. И на закуску, если попросит будущее, афганский нож — последний вопрос и ответ одновременно…
Гусаков появился ровно в девять. Я как раз посмотрел на часы, начиная беспокоиться по поводу его долгого отсутствия. Мы были практически незнакомы, но вчерашние пули летели над нашими головами, и ночная разборка с Габриловичем… Мы стали странным образом товарищами по оружию. Вот именно, не по жизни, а по оружию. «Бразерз ин армз» — такую песню сочинил Марк Нофлер про еврейских солдат…
Николай Иванович сбросил пальто и прошел в гостиную.
— Как дела? — спросил.
Мыслями он находился далеко от меня.
— Начал уже беспокоиться, — ответил ему.
— Марина не замучила? У нее настроения… — Гусаков не договорил фразу.
Появилась его кузина.
— Голоден? — поинтересовалась. — Сейчас будем ужинать.
— Да, конечно.
Ужинали мы молча. Тушеные баклажаны, отбивные и красное вино. Мы с Мариной по очереди бросали вопросительные взгляды на Николая Ивановича. Тот ковырял вилкой в тарелке и думал о своем. Его «свое» было и моим, но я пока не настаивал на откровенности.
Мы встали из-за стола.
— Спасибо, милая, — произнес Гусаков и посмотрел на меня так, будто видел в первый раз. — Есть разговор.
Марина убрала посуду со стола и ушла к себе наверх. Непроизвольно я нажал на клавишу телевизора, и тут же на экране появились французские люди — они составляли из букв слова, пытались что-то угадывать, и им аплодировали. Похоже, все человечество погрузилось в эти мудигрища с призами.
— Вот что я хотел сказать, — раздался голос Гусакова.
Я поспешно нажал на клавишу, и счастливая Франция исчезла.
— Нет, пойдем лучше к компьютеру. — Николай Иванович похлопал по боковому карману пиджака и направился к узенькой дверце, ведшей из гостиной в слепую комнату-пенал. Еще днем я заглядывал туда и обнаружил компьютер на белом металлическом столе.
Гусаков сел на вращающийся стульчик — я встал рядом. Он достал из кармана пиджака дискету и совершил ряд манипуляций с компьютером и дискетой. Все это заняло несколько минут. Наконец на экране стали появляться строчки. Ни в компьютерах, ни во французских строчках я не разбирался. Гусаков стал переводить и объяснять. Вот что я понял, если понял правильно.
Ален Корсиканец.
Он же — мистер Д., Красавчик, Марселец.
Шестьдесят лет от роду.
Родился на Корсике в Аяччо. В детстве и юности — беспризорник, несколько раз арестовывался за кражи.
Морской пехотинец в Индокитае. Участвовал в массовых расстрелах пленных.
После Индокитая известен по многочисленным криминальным разборкам в Марселе. Среда общения — воры и проститутки.
В 1959 году перебирается в Париж. Бедствует. Работает в прачечной и официантом. Сближается с группой интеллектуалов Латинского квартала. Внешние данные и контакты в среде сексуальных меньшинств помогают попасть в мир кино. Снимается в нескольких фильмах, принесших успех и финансовую независимость.
21 октября 1966 года на вилле голливудского актера Джона Джонса найден труп его пятой жены Глории и труп ее телохранителя Брешко Брешковича. Между ними был роман. Глория требовала с Джонса огромные алименты на содержание троих детей. Брешко Брешкович — человек из «голубой гвардии» Корсиканца.
Следствие ничего не дало. Главный свидетель убийства, уличавший Корсиканца, югослав Гойко Нушич, вскоре был задушен. После его гибели второй свидетель Урош Милашевич перестал давать показания. В августе 1976 года его труп найден в Антверпене.
8 сентября 1968 года под Парижем найден обезображенный труп молодого югослава Марко Марковича. Был известен как «горилла» из «голубой гвардии» Корсиканца. Корсиканец называл его «лучшим и дорогим другом». Марокканка Франсин, перед тем как стать женой Корсиканца, была подругой Марко. Тот вытащил ее с марсельского дна.
Югославы из окружения Корсиканца входили в левацкое Панславянское общество, имевшее штаб-квартиру в Милане.
От Корсиканца нити убийств вели к признанному парижскому «авторитету» Пьеру Марканьони — специалисту по заказным убийствам. Корсиканец оплачивает бригаду адвокатов и добивается того, что следствие прекращают.
Панславяне планировали убрать с политической арены тогдашнего премьер-министра Жоржа Помпиду. В их распоряжении находился так называемый красный альбом с фотографиями, которые запечатлевали Помпиду в обществе голых красавиц.
В этой сложной интриге Корсиканец «сдал» югославов киллеру Марканьони.
Скоро Помпиду стал президентом Франции.
Практически отойдя от кино, Корсиканец сейчас имеет обширный бизнес в состязаниях по боксу, конным скачкам. Имеет свои интересы в авиакосмической промышленности.
Пьер Марканьони имеет ферму в Бретани, где живет постоянно…
Мы молчали и курили. А что еще оставалось делать.
— Ну и… — начал я, а Гусаков остановил меня жестом:
— Никаких «ну»! Слушай меня. — Гусаков опять выглядел собранным, полным скрытой энергии. — Без такого «папы», как Красавчик, ничего произойти не может. Если с нами стали разбираться, то ему известно кто. Если начали без его ведома, то Корсиканец, хоть он и отошел от дел, этого не допустит. Не может допустить! Иначе потеряет всякий авторитет! Такие люди и в шестьдесят хотят оставаться первыми. И еще — этот фермер Марканьони. Возможен и второй вариант, самый худший! За нас взялся сам Корсиканец. Тут ему не обойтись без старого дружка Пьера. Тогда я удивляюсь — почему мы еще живы? Тут что получается — ты задания не выполняешь. А им, то есть заказчикам, похоже, нужно быстро. В таком случае — Корсиканец лучший вариант…
— И мы будем воевать со всеми гангстерами Франции.
— Мы будем стараться остаться живыми. Не надо нас загонять в угол. Мы с Габриловичем имеем возможность пользоваться приличными суммами из тех, которые только поступили сюда. Мы, можно сказать, отмываем их. И еще недвижимость… Не так уж мы слабы.
— Все равно… В чужой стране.
— Надо выйти на Панславянское общество. Хотя о них последнее время ничего не слышно.
— Гей, славяне, одним словом.
— Ты зря смеешься!
— Я не смеюсь, а плачу.