Чайник сидел спереди, рядом с водителем, на месте, которое до сих пор считают «хозяйским» разве что председатели небогатых колхозов. Вообще-то, его звали Виктором Павловичем Чайкиным, но в незапамятные времена какой-то шутник сообразил поменять местами «к» и «н» в его фамилии, и обидное прозвище, в которое она после этого превратилась, каким-то таинственным образом преследовало Виктора Павловича всю жизнь, переходя вместе с ним из школы в институт, из института в коммерческую фирму, где он начал свою трудовую деятельность, из фирмы в камеру следственного изолятора, оттуда в лагерный барак и так далее.
Правда, те, кто в данный момент делил с ним пространство салона, Чайником его не называли: водитель — потому, что его дело было помалкивать и крутить баранку, а разместившийся на заднем сиденье пассажир — потому, что обладал достаточно высоким социальным статусом, чтобы считать употребление прозвищ, кличек и жаргонных слов ниже своего достоинства. Конечно, начальник охраны богатого и влиятельного человека — птица не шибко высокого полета, но по сравнению с Виктором Чайкиным, промышляющим посредничеством при обстряпывании сомнительных делишек, даже этот лощеный холуй выглядел настоящим генералом.
Чайник принципиально игнорировал эту вопиющую разницу в общественном и финансовом положении и даже не пытался сойти здесь за своего. Он ехал по грязному делу в грязное место и потому, в отличие от хлыща на заднем сиденье и его водителя, оделся соответственно — в немаркие джинсы из синтетической ткани, крепкие ботинки и кожаную куртку, под которой виднелась простая серая фуфайка. Оружия при нем не было: своим главным оружием Чайник считал головной мозг, а что до стреляющего железа, так его он старался вообще не брать в руки.
За очередным поворотом прямо по курсу открылась черная пасть распахнутых настежь ворот литейного цеха. Ворота были громадные, рассчитанные на тепловоз, некогда таскавший вагоны с отливками по узкоколейке, которая двумя кривыми нитками ржавых рельсов скрывалась в глубине цеха, отсюда, снаружи, казавшейся непроницаемо темной. В дальнем конце этого темного тоннеля виднелся яркий прямоугольник еще одних ворот. Все вокруг поросло травой и бурьяном, который по неизвестной причине был особенно высоким между рельсами. Чайник заметил, что перед воротами бурьян выглядит примятым, как будто здесь недавно прошла машина, и забеспокоился: у парня, на встречу с которым они приехали в это неприятное местечко, были отменные рекомендации, а это означало, что он себя не на помойке нашел и умеет придавать значение мелочам.
Стебли бурьяна громко зашуршали по днищу джипа; потом шорох стих, на пыльное ветровое стекло упала тень, и машина въехала в цех, где на поверку оказалось не так уж и темно. В цеху было пусто; краем глаза Чайник уловил нетерпеливое движение демонстративно посмотревшего на часы обитателя заднего сиденья и в свою очередь бросил взгляд на приборную панель. Электронные часы на ней показывали одиннадцать пятьдесят девять. Водитель остановил машину и заглушил мотор. За мгновение до того, как погасли шкалы приборов, цифры на дисплее часов сменились, показав двенадцать ноль-ноль, и сейчас же в воротах напротив, вывернув откуда-то слева и тяжело перевалившись через рельс, появился серебристый седан. Въехав в цех, машина остановилась и моргнула фарами дальнего света.
— Точность — вежливость королей и киллеров, — удовлетворенно констатировал Чайник. — Я же вам говорил, это настоящий профи. Как робот — все строго по программе, ни шагу в сторону.
— Вы давно его знаете? — спросил тот, что сидел сзади.
Его фамилия была Стрельцов. Знакомясь с Чайником, он не потрудился назвать свое имя-отчество, и тот называл его по фамилии, ни разу не удосужившись добавить «господин», на что этот упакованный в баснословно дорогой костюм кусок дерьма, вероятно, рассчитывал.
— Боже сохрани от таких знакомых! — сказал Чайник. — Вы глубоко заблуждаетесь, если принимаете меня за менеджера или там диспетчера какой-то организации наемных стрелков. Я — просто посредник, улаживающий за людей и для людей различные деликатные проблемы. Вам понадобился профессионал, я его нашел, только и всего. У него надежные рекомендации… да что рекомендации! Вы его видели? Ему уже хорошо за сорок, а он до сих пор жив и на свободе. Это, по-моему, самая лучшая из возможных рекомендаций. И в связи с этим… Короче, может быть, вы передумаете, пока не поздно? С меня ведь могут спросить…