— Сам ты би-би, — смущенно проворчал генерал, немного чересчур быстро загоняя машину в узкий сводчатый тоннель арки, что, пронзая толщу старого, сталинских времен, восьмиэтажного дома, вела в заросший высокими липами и оттого кажущийся особенно темным двор.
Он медленно повел ее по разлинованному полосами света и тени, пятнистому от влаги асфальту, высматривая место для парковки. Мест не было, машины стояли бампер к бамперу по обеим сторонам проезда, забравшись на бордюры, так что, проезжая между ними, слегка отвыкший от самостоятельного вождения генерал побаивался зацепиться боковыми зеркалами. Он поравнялся с нужным подъездом, выжал сцепление и притормозил, в нерешительности глядя перед собой. Вереницы припаркованных справа и слева от проезда автомобилей неровными сплошными цепочками уходили вдаль, теряясь в темноте.
— Вам же хуже, — бросил понятную ему одному реплику его превосходительство, заглушил двигатель и дисциплинированно затянул ручной тормоз.
Подумав, он заодно для надежности воткнул первую передачу, спохватившись, погасил фары и вышел из машины. Снаружи все еще было тепло, но воздух уже начал остывать. Откуда-то налетел легкий ветерок, забрался холодными пальцами под одежду, пощекотал бока, заставив кожу покрыться зябкими мурашками. Генерал поежился, запер машину, опустил ключ в карман пиджака и направился к подъезду, неся в левой руке портфель, а правой шаря по карманам в поисках ключей от входа.
Тощая связка обнаружилась в кармане брюк. Генерал отпер железную дверь подъезда, приложив чип-ключ к контакту электронного замка, и вошел в пахнущий чьим-то подгоревшим ужином полумрак. Из-за дверей квартир доносились мирные вечерние звуки: бормотание телевизора, музыка, людские голоса, детский плач. Где-то наверху лаяла собака — судя по противному визгливому голосу, мелкая, комнатная, из тех, от кого больше хлопот и неприятностей, чем удовольствия, не говоря уже о пользе. Кнопка вызова лифта не горела, на дверях висело отпечатанное на принтере объявление: «Извините, лифт временно не работает». Мысленно отдав должное непривычной вежливости варваров, оставивших восьмиэтажный жилой дом без лифта, генерал начал неторопливое восхождение по лестнице.
Однокомнатная конспиративная квартира, где он изредка встречался с агентами, располагалась на шестом этаже. Там же в тщательно замаскированном сейфе его превосходительство время от времени хранил материалы по текущим делам — не все, а только самые важные, не предназначенные для посторонних глаз. Паранойя — друг чекиста, любил повторять один его хороший знакомый. В этой горькой шутке содержалась изрядная доля правды, но соль тут была не в одной только мании преследования. За долгие годы службы генерал частенько сталкивался с предательством, а в последние десятилетия предательство ради денег из позорного исключения превратилось едва ли не в норму. В данном конкретном случае речь шла о крупномасштабной контрабанде алмазов — то есть об огромных деньгах. Стало быть, и вероятность предательства была чересчур велика, чтобы хранить материалы по этому делу в своем служебном кабинете. Береженого Бог бережет; когда придет время, эти материалы, надлежащим образом оформленные, лягут на широкий, как летное поле военного аэродрома, письменный стол из ценных пород дерева — чей именно, станет ясно, когда клубок размотается до конца. А пока что пусть полежат тут, в норе, о которой не знает ни одна живая душа, кроме особо доверенных, не раз доказавших свою преданность делу лиц…
Поскольку дом строился во времена, когда архитекторы еще не научились экономить на высоте потолков, лестницы тут были достаточно крутые, чтобы вызвать одышку даже у более молодого человека, чем давно перешагнувший порог пенсионного возраста генерал. На площадке между четвертым и пятым этажом он остановился, чтобы отдохнуть и восстановить дыхание. Мысли об алмазах, деньгах и предательстве вызвали вполне прогнозируемую реакцию: переложив портфель в левую руку, генерал запустил правую за лацкан пиджака и привычным движением пальцев отстегнул язычок наплечной кобуры. Прикосновение к теплому от соседства с телом гладкому металлу и ребристой пластмассе удобно изогнутой рукоятки, как обычно, помогло успокоиться, хотя он отлично понимал, что скакать через три ступеньки, паля из пистолета, ему, генералу и, в конце-то концов, пожилому человеку, смешно, глупо и где-то даже неприлично.