Выбрать главу

Мистер Бертрам пробормотал что-то бессвязное. Я подошла, чтобы изучить плакат на стене.

— Действительно, Бертрам. Это не социальный визит. Пресса имеет право на получение информации, которая служит общественным интересам. Мы глаза и уши империи.

— Да, но, мисс Уилтон, Беатрис, они пытаются нас принять.

— Все особые случаи — ну, в настоящее время я не могу сказать больше — но все такие случаи были бы скрыты.

— Конечно. Конечно. Хотя, если весь здешний персонал имеет размеры нашего сопровождающего, сомневаюсь, что нам позволят что-либо увидеть сверх установленных ими пределов.

— Я могу задавать вопросы, Бертрам. Не недооценивай силу расследования.

— Но можете ли вы быть уверены в достоверности их ответов? — сказала я, не задумываясь.

— Я буду знать, — снисходительно ответила мисс Уилтон. — И тогда я смогу пойти дальше. Ты не могла бы понять.

Поскольку я ничего не могла сказать в ответ, не опустившись до ее уровня, я снова переключилась на плакат на стене. Это был вид с высоты птичьего полета, и все же способный видеть сквозь стены и крышу. Земли приюта были обширны. К моему изумлению, он больше напоминал загородный дом, чем больницу. На территории были разбросаны здания с длинными рядами отдельных жилых помещений для мужчин и женщин; и центральные здания, где, казалось, происходила какая-то семейная жизнь. Все это дополнялось привлекательными на вид хозяйственными постройками и спортивными площадками.

Мисс Уилтон подошла ко мне. — Озера нет. Я слышала, что эти места подражают роскошным домам, но без водного сооружения…

Я посмотрела на нее с удивлением.

— Моя дорогая Беатрис, я не думаю, что озеро подходило бы для приюта для душевнобольных.

Мисс Уилтон равнодушно взглянула на мистера Бертрама.

— Не думала, что приют окажется таким большим, — нарушила неловкий момент я.

— Мы считаемся маленьким учреждением, — сказал человек в дверях. Он был ниже среднего роста, аккуратно одет в твидовый деревенский костюм, в маленьких круглых очках. — Но ведь в Лондоне не всегда легко получить землю.

Мисс Уилтон обернулась. — Вы доктор Фрэнк? Это немецкое имя? Всегда держи их врасплох, — прошипела она Бертраму и мне.

— Нет, — сказал доктор на безупречном английском, — но мне часто задают этот вопрос. Коллективная паранойя вокруг немцев, охватившая население, мне кажется довольно увлекательной. Конечно, пресса, например, ваша газета, мисс Уилтон, вряд ли поможет делу.

Тouché, - подумала я, начиная симпатизировать этому маленькому человеку.

— Если вы присядете, я посмотрю, чем могу помочь.

Мисс Уилтон представила себя и Бертрама. Я была исключена как компаньонка и оставлена без имени. Затем она повторно изъявила желание совершить тур по заведению.

Доктор Фрэнк покачал головой. — Невозможно. Дни туров в Бедламе закончены. Мы предоставляем приют для наших пациентов. Мы — убежище от мира, который оказал на них столь жесткое давление. Мы не зоопарк.

— Как удобно для вас, — с сарказмом ответила мисс Уилтон. — Кто тогда наблюдает за наблюдателями?

— «Комиссия по Вопросам Невменяемости» (The Lunacy Commissioners — бывший государственный орган, учрежденный для надзора за приютами и благополучием психически больных людей в Англии и Уэльсе) может посещать нас в любое время дня и ночи без предварительной записи, — сказал доктор Фрэнк. — И они часто так делают.

Мисс Уилтон не находила слов.

Вам известен Закон о Невменяемости 1890 года? — продолжил доктор Фрэнк. — В наше современное время даже нищего трудно запереть в сумасшедший дом без освидетельствования.

— Но в стране полно приютов для умалишенных! — возразил мистер Бертрам.

— Действительно, — сказал доктор, — печальное отражение нашего времени. Но уверяю вас, каждый возможный пациент проходит самую строгую процедуру приема. Тут нет ошибок.

— Вы говорите, что в истории приютов, нежелательные члены богатых семей никогда не помещались в подобное место? — спросила мисс Уилтон.

— Можно сказать, что все наши пациенты являются нежелательными членами человеческой семьи, мисс Уилтон.

— Я не это имела в виду!

— Я знаю, и хотел бы ответить иначе, но, увы, эволюция подобных приютов прошла более чем одну неудачную фазу.

— Так это правда!

— Я могу заверить вас, что ни один современный приют не укрывает никого, кто не должен быть там.

— Но если бы кто-то был ошибочно допущен до 1890 года, он через 26 лет вряд ли мог вернуться к нормальной жизни, — отметила я.