Здесь может помочь только Паша Кулагин, не исключено, у него имеется материал. Наверняка что-то есть, иначе он не пошел бы на конспиративную встречу, приехал бы в министерство, предлогов достаточно. И связано это с Авиловым и убийством диктора.
Гуров посмотрел в окно — филер болтался у палаток, неподалеку стояли "Жигули". Сколько людей и машин они могут послать на задержание одного человека? Почему прилипли к этому району, он мог пересечь Поварскую, дойти до "Маяковской" и уехать на метро.
...Старший группы, ведущей гон на Гурова, из-за пристрастия к Джеку Лондону имел кличку Смок.
— Старшой, брось херней заниматься, — сказал сидевший в машине уголовник. — Слинял наш мент, следы остыли.
Смок, в прошлом опытный опер угро, знал: один из основных законов розыскной работы — не суетиться. И что-то Смоку подсказывало — полкаш не захочет уходить от своего дома. Во-первых, можно заскочить в подъезд и укрыться за стальной дверью, во-вторых, Гуров тут живет давно, хорошо знакомы переулки, дворы проходные. Здесь он или нет — пятьдесят на пятьдесят, но тут островок, а Москва — океан. Если они его упустили, то, считай, с концами. Тогда Гурова брать можно только завтра от работы или от дома, уже собранного и приготовившегося. И его, Смока, наверняка заменят. Чего начальство на мента ощерилось, неизвестно, ясно только: полкаш нужен сегодня, завтра, может, ему грош цена. Он либо держит информацию, либо может получить информацию.
Смоку катило под полтинник. Левка Гуров вырос на его глазах: способности, упорство плюс мощная поддержка. Сначала генерал Турилин, затем Орлов. Имей он, Смок, таких покровителей, тоже лазал бы по крышам, а не по подвалам. Смок не только опытный опер, он далеко не глупый человек, отлично понимал: взять Гурова живого не удастся, а убивать не ведено. Остается одно — прострелить ему ногу или руку, вывести из строя, уложить в госпиталь. Но прежде его следует найти, а это возможно только в том случае, если он в данном районе, значит, уходить отсюда нельзя.
Заработал радиотелефон, недовольный голос спросил:
— Что у тебя?
— Он здесь, в ближайших переулках, — ответил Смок, — и мы его отсюда не выпустим.
— В переулках, — в голосе старшего слышалось недовольство. — Я те переулки знаю, там полк спрятать можно. Как же вы его выпустили из столовки? И задача пустяк — мужика изувечить, и деньги хорошие уже получены... Мать вашу! Совсем мышей не ловите.
— Ты волну не гони, ты этого мыша однажды ловил, еле откачали! — разозлился Смок.
— Вижу! — крикнул напарник. Гуров воспользовался тем, что из магазина выходил высокий мужчина с коробкой на плече, и под его прикрытием выскользнул из дверей. Тут ему не повезло, из подворотни выкатился малыш на трехколесном велосипеде, сыщик сделал шаг в сторону и открылся. Теперь решали секунды и везение. Гуров рванул в сторону проспекта, за спиной звякнуло, стреляли явно с бульвара, с такого расстояния из пистолета не попасть. Он увидел кремовый "Мерседес", который подавал задом, распахнул дверцу, упал в салон.
Пуля шмякнула в борт машины, Станислав недовольно сказал:
— Увечить чужое имущество — дело нехитрое. — Нарушая все правила, крутанул руль налево, подрезал "Волгу" и ушел в туннель.
Через несколько минут они припарковались у министерства и вошли в здание.
— Надо сказать, работают против нас какие-то извозчики, — заметил Станислав.
— А где им профессионалов взять? — Гуров вызвал лифт. — Идет подковерная возня, под ковром используют мышей. Никто не рискнет пустить в ход профессионалов. — Глядя в зеркало лифта, он поправил галстук, а Станислав не преминул заметить:
— Пальчики-то дрожат, господин полковник.
— Ну, извини! — Гуров развел руками. Они молча миновали секретаря, вошли в кабинет генерала Орлова, где, на их счастье, никого, кроме хозяина, не было.
Петр Николаевич, который терпеть не мог мундир, сидел за письменным столом в свободной рубашке. Генерал писал — дело обычное, вызывавшее в сыщиках чувство вины и сострадания. Сами они писать докладные, рапорты и прочую бумажную мутатень терпеть не могли, а бумажное хозяйство — это тебе не задержание паршивого убийцы, оно оседает навсегда, за неловко составленную бумагу можно ответить и через год, и через десять лет. Как ты валялся в канаве и пуля чмокнула рядом, никто и не знает, а что написал пять лет назад — любому грамотному понятно.
Обычно оперативники чувствовали себя в кабинете начальника довольно свободно: четверть века вместе. Сегодня, доложив о прибытии, Гуров не отправился к открытой форточке покурить, а Станислав не оседлал стул. Офицеры стояли если не по стойке "смирно" то и не слишком вольно.
О показаниях на Авилова решили пока не говорить, а о только что происшедшем и сказать-то было неловко.
Какие-то бандиты... Преследование... Стрельба... Несерьезно, да и в чем другом, а в оценке информации, анализе, отделении правды от вымысла Орлов был посильнее их обоих.
— Жидко обкакались, — сказал Орлов, продолжая писать. — Личное оружие прошу положить на стол. Полковник Гуров, позвоните генералу Кулагину, — он кивнул на телефонный аппарат.
Гуров набрал номер Кулагина, тот мгновенно узнал сыщика и облегченно произнес:
— Ну и слава Богу. Так это я за собой притащил?
— Видимо.
— Следует обмозговать.
— Ты нес что-либо взрывоопасное? — спросил Гуров.
— Есть немного. Я проанализирую ситуацию последних часов, попытаюсь выяснить, не подтолкнули ли меня. Но ты понимаешь, козырная масть сегодня абсолютно ни при чем, — убежденно сказал Кулагин.
— Ну да, трамвай сам с рельсов сошел, ехал себе, ехал, ему надоело, и он полем дернул...
Продолжая писать, Орлов отобрал у Гурова трубку, сказал:
— Отбой, — разъединился, сложил свои бумаги и будничным тоном продолжал: — Теперь, Лев Иванович, все сначала, подробно, до момента вашего входа в министерство.
Он взял лежавшие перед ним пистолеты, понюхал, отложил, пробурчав:
— Уберите это, я не сомневался, что Тяжлов врет.
— Если начальник МУРа говорит, лучше провести экспертизу, — сказал уставший от долгого молчания Станислав.
— Сядь, Лева может курить. — Генерал откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Первоначальные обращения по званию и имени-отчеству ничего хорошего не предвещали, сейчас, видимо, настроение Петра изменилось, и они воспряли.
Гуров говорил четко, сжато. Свою беседу с буфетчицей уложил в три фразы, встречу с Кулагиным тоже в три, нападение в пять.
— Потом жалуешься, орденов мало дают. — Орлов выдохнул, словно слушал, сидя под водой, огладил редкие волосы и спросил: — Ты зачем к Попову полез?
О своем визите к вице-премьеру Гуров умолчал, на замечание начальника удивления не высказал и, не смущаясь, ответил:
— Мне однажды Мария, она, как известно, актриса, рассказала, мол, познакомились с неким вице, у него губы липкие, и хочет он непременно стоять за колонной и оттуда руководить. У нее выражение такое...
— Я понимаю, — перебил Орлов. — Не стыдно?
— Нисколечко, — Гуров закурил новую сигарету. — Если не будем защищать тебя мы, то кто?
— А если ты будешь по Кремлю бегать и из стволов палить, я тоже об этом не узнаю? Опустим. Что ты о чиновнике скажешь?
— Замазан.
— А ведь такого быть не должно. Ты что же, предполагаешь, и вся мистерия-буф с поимкой тебя и стрельбой тоже с того ковра? — насмешливо спросил Орлов.
— Не успел просчитать.
— А тут и считать нечего. У сановного чиновника не может существовать такой короткой связи с мелким криминалом. Тебя зацепили на телевидении.
— Но меня видели в коридоре, могли видеть выходящим из приемной. А глупый друг опаснее врага.