Мистер Уошберн закрыл глаза, как страус, разыскивающий кучу песка.
— Так что вы здесь делали?
— Я приходил поговорить с Майлсом, — мистер Уошберн открыл глаза, его голос был тверд и спокоен; это все еще был неустрашимый Айвен Уошберн, наш бесподобный импресарио… Я решил, что он вполне сможет постоять за себя.
— И вы с ним говорили?
— Да, говорил… И если вы собираетесь утверждать, что я убил его, то вы, инспектор Глисон, совершите большую ошибку.
— Я ничего подобного утверждать не собирался.
— Даже не думайте об этом, — холодно сказал мистер Уошберн, словно собираясь заявить: «Если будете мне досаждать, кончите тем, что окажетесь в Бруклинской тюрьме». — У меня были дела, которые я хотел обсудить с Майлсом, вот и все.
— Что за дела?
— Его контракт, если вам нужно это знать. Я сказал, что он возобновлен не будет. Что в турне мы отправимся без него.
— И как он реагировал?
— Взволнованно.
— Почему вы сказали об этом именно нынче вечером? Почему не пригласить его завтра в свой офис? В конце концов, вы могли ему написать.
— Я хотел сказать сам. Мистер Глисон, он был моим другом… хорошим другом.
— И вы собрались его уволить?
— Да, это так.
— Почему?
— Потому что я подозревал, что раньше или позже вы его арестуете. И даже если бы вы этого не сделали, то очень многие считали его убийцей… Многие из тех, что нас поддерживают. С этим нельзя было не считаться.
— Понимаю… И вы ушли в разгар приема, чтобы все это ему сказать?
— Кажется, мы уже выясни ли, что именно так я и сделал, — фыркнул мистер Уошберн.
— А кто-нибудь еще мог вечером навестить Саттона? — спросил я, пытаясь снять патрона с крючка.
Но Глисон меня игнорировал.
— Ничего необычного в поведении покойного вы не заметили?
— Когда я пришел, он не был покойником, если вы это имеете в виду. И когда я уходил — тоже.
— Я хотел спросить, не вел ли он себя как-то странно? Скажем, так, что это могло бы пролить какой-то свет на случившееся…
«Прекрасная фраза. Глисон молодец», — сказал я про себя. Он начинает понимать, что с этой компанией на разговорах о покойниках далеко не уедешь.
— Он возражал против увольнения и заявил, что не убивал жену, что бы ни думала полиция, и что будет рад судебному процессу.
— Нам он говорил то же Самое, — заметил Глисон. — И мы действительно хотели предоставить ему возможность все рассказать, естественно, в ходе судебного слушания. Так что вы ему ответили?
— Я сказал, что убежден в его невиновности, но остальные в нее не верят. Так что я буду просто счастлив принять его обратно после судебного процесса, — конечно, если его оправдают.
— У вас сложилось ощущение, что Саттон готов к судебному процессу?
— Нет, такого ощущения у меня не было…
— Но вы сказали…
— Перспектива появиться в суде его скорее пугала. Вы знаете, он принимал наркотики и был уверен, что в обвинительном заключении об этом будет сказано… Уверен, он не боялся обвинения в убийстве… Не знаю почему, но не боялся. Его волновал только вопрос о наркотиках, но пугала не мысль, что за это его отправят в тюрьму, а перспектива их лишиться хоть на несколько дней в ходе судебного процесса…
— Он собирался завязать, после того как мы поженимся, — усталым безразличным голосом вмешалась Магда. — В Коннектикуте есть клиника, где от этого лечат. Он собирался туда. Мы там хотели провести медовый месяц. — Она неожиданно умолкла, как патефон, когда поднимают иголку.
— Значит, когда вы ушли… Саттон был жив и рассержен.
— Боюсь, да… Я имею в виду, что рассержен.
— Заходил к нему кто-то за последний час? — вновь спросил я.
— Здесь я задаю вопросы, — оборвал меня Глисон.
— А пожарную лестницу контролировали? — спросил я, просто чтобы что-то сказать. — Она проходит как раз возле кухонного окна.
— Так вы заметили, что здесь есть пожарная лестница, да?
— Заметил.
— А вы тоже были на приеме?
— Да… Не забудьте, мистер Глисон, я — единственный, у кого нет мотива для убийства.
Глисон предупредил меня о возможных последствиях моей беззаботности.
Пока мы беседовали, детективы обшарили всю квартиру, а фотограф снял все, что хотел. Теперь они собрались уходить. Глисон, получив нагоняй от своего лейтенанта, встал и потер руки, словно смывал с них чужую вину.
— Завтра встретимся снова. Сможете сами добраться домой? — повернулся он к Магде.