Утро расстаралось вовсю. Вчерашний дождь очистил воздух, и оказалось, что весной даже Манхэттен может быть напоен великолепными ароматами. Я пошел на восток и на Лексингтон-авеню свернул на север. Миновав Сорок вторую я почувствовал, что несколько успокоился, хотя и продолжал думать о деле Хэрриет Хаверхилл. Не хватил ли на сей раз Вульф через край? Внешне я более или менее соглашался с версией об убийстве, но в глубине души мне было трудно поверить в нее.
Что касается круга подозреваемых, тут я не мог быть объективным. Они все мне не нравились, за исключением, пожалуй, Бишопа. Лон любил и уважал его, что для меня было положительной характеристикой, хотя сам я и не испытывал к нему особо теплых чувств. Может быть, потому, что он не слишком мне доверял. Дин — просто самодовольный надутый пузырь, не представляющий никакой опасности. Что же касается Хаверхиллов, то на Донну было приятно смотреть, хотя, с моей точки зрения, она была чересчур деловой. Дэвида и Скотта следовало отозвать обратно на фабрику, чтобы заменить кое-какие дефектные детали. Ни тот, ни другой не получил при сборке полного набора умственных способностей и хороших манер, хотя это еще не повод считать, что один из них нажал на спусковой крючок.
Оставалась Кэролайн — жесткая, крепкая, холодная как кочан, извлеченный из рефрижератора, и отстраненная, как ведущий в телевизионной игре. Но может ли она быть убийцей? Встроенный в меня индикатор показывал весьма незначительную вероятность этого.
Теперь Макларен. Если бы мне захотелось на кого-нибудь повесить убийство, то он стал бы кандидатом номер один. Однако это было бы большой натяжкой, так как он ничего от этого не выигрывал. «Газетт», по существу, уже была его, особенно если он сумел убедить племянника расстаться с принадлежащими тому акциями. А как насчет самого Скотта? Предлагали ли ему на самом деле трон издателя? Если так, то кому это было известно? Может быть, в этот самый момент Сол выясняет истину у Энн Барвелл.
Прокрутив пластинку еще пару раз, я очнулся, обнаружив, что дошагал почти до «Блумингдейла». Час с лишним прогулки не принес мне ничего, кроме пота на физиономии и мешка подозреваемых, против которых у меня не было никаких улик. Я подумал о том, не стоит ли выпить стакан молока и проглотить сэндвич в одной из столь любимых мною забегаловок на Пятьдесят восьмой, но вовремя вспомнил про пирог с устрицами, значащийся в сегодняшнем меню Фрица. На моих часах было двенадцать сорок четыре, и это означало: если я хочу получить свои устрицы, мне следует ловить такси. Подойдя к краю тротуара, я начал размахивать руками как брокер на товарной бирже.
Пирог с устрицами оправдал не только расходы на проезд, но и терпеливое выслушивание нытья таксиста о том, что посыльные на велосипедах являются величайшей опасностью улиц Нью-Йорка. Толкуя об этом, он так часто оборачивался ко мне, что я был готов выдвинуть его самого на получение звания Главнейшей уличной опасности.
Когда мы снова оказались в кабинете после ленча, Вульф уткнулся в книгу, а я попробовал разобрать бумаги, но в основном занимался тем, что поглядывал на часы. Когда раздался звонок, я так поспешно потянулся к трубке, что чуть было не опрокинул стоящий передо мной стакан молока.
— Сол, — сказал я, и Вульф поднял трубку своего аппарата.
— Как добрались до места? — спросил он.
— Без приключений. Полеты прошли по расписанию, поездка в машине не составила проблем. Я только что закончил беседу с Энн Барвелл. Вначале она не хотела разговаривать со мной, но затем уделила несколько минут.
— И?
— Я получил то, что вам требовалось. Она говорит, что Хэрриет упоминала о своем намерении водрузить корону на Скотта.
— Вот как? Подробности, если можно.
Я склонен считать себя виртуозом устного пересказа, но и Сол в этом деле не промах. Он дословно изложил весь разговор, а я сделал стенограмму. Вульф в основном слушал, задав всего один или два уточняющих вопроса.
— Вот, пожалуй, и все, — сказал Сол, выложив то, что знал. — Жаль, что не удалось разузнать больше.