Ричард посмотрел на часы и подумал, а не стоит ли ему обойти двор и мост, перекинутый через давным-давно высохший ров, проверить, не засел ли где снайпер или еще кто. Используют ли сталкеры снайперов? Или даже снайперы – сталкеров? Ричард не имел ни малейшего понятия, но посчитал, что должен быстренько осмотреться, и на цыпочках – безо всякой на то причины – прокрался через центральную арку под башней. Кругом царила зловещая тишина, даже гаргульи, казалось, дремали. Ричард, развернувшись, направился обратно, мимо пруда в Cour d’Honneur[3] к Jardin de la Duchesse[4], откуда, по крайней мере днем, открывался великолепный вид на эту сторону долины.
Ричард спустился по каменным ступеням в сад и впервые напрягся. Две статуи посреди симметричных клумб, наполовину освещенные утренним солнцем, выглядели весьма зловеще. Ричард покрепче сжал свой тяжелый фонарик, стараясь не зацикливаться на том, что пара статуй пугает его до мурашек, а потенциально смертоносный преследователь – вообще не по его части, и, вероятно, в будущем ему, Ричарду, стоит предложить взять на себя административную сторону их бизнеса.
– Эй, вы, там!
Голос был глубоким и властным, и он сразу же заставил Ричарда замереть на месте. Резкие интонации английского слегка смягчил континентальный акцент, но это ничуть не умаляло достоинств ни голоса, ни его обладателя, весьма привыкшего к власти и умеющего ею пользоваться.
– Что это вы себе позволяете? Бродите по моим садам в такой час, а? Как приказал бы выпороть!
Ричард медленно повернулся. Из тени каменных ступеней вышел мужчина. Он заметно хромал, отчего все движения, казалось, давались ему с трудом.
– Ну, объяснитесь, monsieur![5]
Аристократическая осанка и даже манера говорить относились к началу девятнадцатого века, напудренный парик – тоже, а вот спортивные штаны с низкой посадкой определенно этому периоду не принадлежали, и на мгновение Ричарду показалось, что он наткнулся на того самого преследователя. Психа с фетишем из эпохи Просвещения и пристрастием к спортивкам.
– Сегодня прибывает император. Я не потерплю, чтоб по моим садам шастали незнакомцы!
Мужчина продолжал приближаться, медленно, изнуренно. Невысокого роста, с высоко сидящим париком и бледной кожей, он был ниже Ричарда, но властная аура будто добавляла ему габаритов. И тут Ричард едва не выронил фонарик. Это был никакой не сталкер, а Доминик Бердетт, голливудская звезда с восьмилетнего возраста и один из величайших актеров своего поколения. Его приверженность ролям, как известно, граничила с серьезной одержимостью, поскольку актерский метод временами доводил его до нервного срыва из-за резких изменений веса и изнурительных, подчас опасных исследований, и все это – во имя искусства. Так что, хоть это и не был преследователь, странным образом это был и не совсем Доминик Бердетт. По сути, к Ричарду шел его светлейшее высочество князь Шарль Морис де Талейран-Перигор, владелец замка Валансе и главный герой фильма. Невзирая на спортивные штаны, Бердетт пребывал в образе.
Поднимаясь обратно по ступенькам, Ричард услышал, как в арку башни громко въехал и затормозил на гравии мотоцикл. Черт возьми, подумал Ричард, вот где я должен быть! И он пробежал половину лестницы, прежде чем замереть и обернуться к мужчине внизу.
– Э-э-э, – сказал Ричард, – извините, Ваша Светлость, – и поспешил во двор.
Мотоцикл с водителем и пассажиром остановился прямо перед входом на съемочную площадку, и сердце Ричарда забилось чаще. Оба одеты в плотную байкерскую кожу и пока еще не сняли шлемы – классический костюм современного наемного убийцы, решил Ричард, основывая вывод на том, что где-то это вычитал. Стоит ли подойти? Ну, в конце концов, это его работа. Однако если интуиция подсказывала верно, мученичество в эту работу, насколько ему известно, не входило.
– Э-э-э, прошу прощения, на мотоцикле сюда нельзя.
Подобный вступительный гамбит в разговоре с парочкой потенциально опасных убийц оставлял желать лучшего, и Ричард мгновенно об этом пожалел, когда мотоциклист начал медленно снимать шлем.
– О, боюсь-боюсь! Планы поменялись. Мадам что, не сообщила?
Устрашающая мадам Таблье, его давняя уборщица, гроза микробов и светских манер, огляделась по сторонам.