Выбрать главу

– Талейран приготовил самолет на случай, если мне будет нечего сказать? – пошутил Ричард и на секунду об этом пожалел, когда шутка пролетела мимо ушей Фридмана и приземлилась где-то позади него, на территории замка.

– Ха! Мне нравится! – наконец выдал продюсер, хотя было ясно, что ничего подобного. – Я отправил Сэмюэла присматривать за Домиником, пока тот на съемочной площадке повторяет реплики. Вроде бы мы перестраховались от всякой драмы.

«Жаль, – подумал Ричард, – мне бы пригодился план отступления».

– Вы знаете, что Саша заболела?

Вопрос подразумевался риторический, ведь Ричард ни на секунду не сомневался, что Фридман в курсе событий, однако он ошибался.

– Что? В каком смысле заболела? – Продюсер убрал руку с плеча Ричарда, словно тот тоже был чем-то заражен.

– Похоже на пищевое отравление. С ней сейчас Валери.

– Господи! – Фридман достал платок и вытер лоб. – За что мне это?

– Вряд ли у нее что-то серьезное, просто так бывает, знаете.

Продюсер глубоко и тяжело вздохнул.

– Ладно, слушай, не говори ничего этим ребятам, понял? Они стервятники.

Фридман покачал головой.

– Просто придерживайся сценария, – добавил он, а потом сверкнул улыбкой и с идеальным акцентом Рональда Рейгана произнес: – Еще разок, ради Гиппера!

– Ха! – рассмеялся Ричард. – Рональд Рейган из «Кнут Рокни, настоящий американец» сорок восьмого года! Вы потрясающе пародируете.

– Ну, я вырос среди этих парней, – скромно сказал Фридман. – По воскресеньям к нам на барбекю всегда приходили Митчем, Ланкастер, Кёртис – всех не перечесть.

Ричард вздохнул. Он по воскресеньям наблюдал, как его мама гладит белье, и угадывал стоимость антиквариата вместе с оценщиками из передачи на «Би-би-си». Фридман убрался прочь, и Ричард вдруг понял, что ему сказали «придерживаться сценария».

«Ах, – подумал Ричард, – ну и что это за сценарий?»

Он тоже глубоко вздохнул и поднялся по ступенькам на наспех подготовленную сцену. Постучав по микрофону, он еще раз представился ожидающим журналистам, и его тут же захлестнула волна холодного безразличия. На всех лицах читалось откровенное «Опять ты?», и хрупкая уверенность Ричарда в себе разлетелась вдребезги у его ног, словно разбитая посуда.

Несколько следующих минут ему казалось, что он довольно неплохо справляется. Недостаточно хорошо для того, чтобы вновь преисполниться уверенности, но достаточно, чтобы прокатило. Ричард приправил трогательную речь банальностями в духе: «чего бы хотел Рид», «истинный профессионал», «некоторое время нездоровилось», «шоу должно продолжаться» и так далее – и постепенно дрейфовал в сторону неутешительного вывода, что «никакой другой кончины Рид и не пожелал бы», как что-то вдалеке вдруг привлекло его внимание.

Со сцены, поверх голов скучающих журналистов, Ричард увидел, что из трейлера Саши вышла Валери. Паспарту при ней не было, а это значило одно: она что-то задумала. Ричард продолжил речь, осторожно вальсируя вокруг темы «сложного человека», как вдруг заметил кое-что еще. Валери крадучись пробралась к правому краю трейлера Саши, а в другом его конце находился невидимый для нее комиссар Лапьер. Он тоже выглядел так, будто что-то замышлял, но, к счастью, еще не засек Валери.

Ричард потерял из виду свою напарницу, когда она свернула за трейлер, а Лапьер комично пробрался вперед. В считаные секунды они поменялись местами, все еще не подозревая о присутствии друг друга.

– Иного бы он и не пожелал, – произнес Ричард, когда Валери, все еще невидимая для комиссара, направилась к трейлеру Сэмюэла в двадцати метрах от них.

– Вы это уже говорили! – воскликнул довольно воинственно настроенный ньюйоркец в первом ряду.

– Что, простите? – Ричард с трудом оторвал взгляд от пантомимы, которая разыгрывалась позади его собственной публики.

– Я сказал, вы это уже говорили! – повторил мужчина. – Мы поняли! Шоу должно продолжаться, но у меня есть вопрос!

И он вдруг всецело завладел пристальным, испуганным вниманием Ричарда.

– Мы не будем отвечать на вопросы, пока не поступят результаты расследования, – произнес он.

Эту фразу он слышал от многих политиков, которые вертелись как ужи на сковородке, и она была первой, пришедшей ему в голову.