— Знаете, Эдвард, иногда меня просто поражает переполняющий вас гуманизм.
— Иногда, Дикки, он поражает и меня самого.
Триппет не спеша зашагал домой, а я постоял на углу пятнадцать минут, прежде чем поймал такси, доставившее меня к «Беверли-Уилшир» в пять минут седьмого. Я спросил у портье, в каком номере остановилась мисс Лозупоне, но мне ответили, что в этом отеле таких справок не дают и, если мне нужна мисс Лозупоне, я могу связаться с ней по внутреннему телефону. Я осведомился у портье, где эти телефоны, он показал, я снял трубку одного из них и попросил телефонистку коммутатора отеля соединить меня с мисс Карлой Лозупоне. Мне ответил-мужской голос.
— Мисс Лозупоне, пожалуйста.
— Это Которн?
— Да.
— Поднимайтесь. Она вас ждет.
Я спросил у голоса, в каком номере, получил ответ, поднялся на седьмой этаж, прошел по коридору и постучал в дверь. Ее приоткрыл высокий мужчина лет тридцати, с длинными волнистыми черными волосами.
— Вы Которн?
— Я — Которн.
— Заходите.
Он приоткрыл дверь чуть шире, чтобы можно было протиснуться бочком.
Я оказался в номере, обставленном в испанском стиле. Черное полированное дерево, красный бархат обивки, блестящие медные головки обойных гвоздей. Столики, то ли мавританские, то ли сработанные в Мексике, картины с крестьянами в сомбреро, подпирающими белые стены домов в ярко-желтом солнечном свете.
Она сидела на длинном низком диване. В синем платье, гораздо выше колен. Черные, коротко стриженные волосы обрамляли пару темных глаз, классический нос с чуть раздувающимися ноздрями и рот с полными, надутыми губками. Если б не надутые губки и очень маленький подбородок, ее при желании можно было бы считать красавицей. Но вот в ее чувственности никаких сомнений не было. И у меня создалось впечатление, что эту свою особенность она сознательно выпячивала.
— Значит, вы — та самая сиделка, которую решил приставить ко мне дядя Чарли, — похоже, для нее желания дяди Чарли не являлись законом.
— Дядя Чарли — это Чарльз Коул? — переспросил я.
— Совершенно верно.
— Тогда я — та самая сиделка, которую он решил приставить к вам.
Она наклонилась вперед, чтобы взять с низкого, длинного столика, стоящего перед диваном, высокий бокал. Синее платье чуть распахнулось, чтобы показать мне, что Карла обходится без бюстгальтера. Она отпила из бокала и вновь посмотрела на меня.
— Присядьте. Хотите что-нибудь выпить? Если да, Тони вам нальет. Это — Тони.
Я сел на стул с высокой спинкой, придвинув его к столу перед диваном, и уже хотел поздороваться с Тони, но начались судорога, потом меня прошиб холодный пот, и Анджело Са-четти начал медленно падать в воду, заговорщицки подмигивая мне. Потом все закончилось, и Карла Лозупоне с любопытством взглянула на склонившегося надо мной Тони.
— Теперь я выпью, — я достал из кармана платок и вытер пот с лица.
— Дай ему выпить, — приказала Карла.
Тони с сомнением посмотрел на меня:
— Что это с вами?
— Спиртное — лучшее лекарство, — отшутился я.
Он прошел к столику, заставленному бутылками, налил что-то в бокал, вернулся ко мне.
— Бурбон подойдет? — он протянул мне полный бокал.
— Спасибо.
— Что это у вас, какая-то форма эпилепсии? — спросила Карла.
— Нет, у меня не эпилепсия.
— А я думала, эпилепсия. Вы отключились на пять минут.
— Нет, не на пять. На сорок секунд, максимум на минуту. Я засекал время.
— Такое случается часто?
— Каждый день. Только сегодня чуть раньше, чем всегда.
Карла выпятила нижнюю губу.
— Зачем же мне сиделка, которая ежедневно в шесть вечера бьется в судорогах?
— Придется вам приноравливаться.
— Как? Совать в рот деревяшку, чтобы вы не прокусили язык? Кажется, вы должны приглядывать за мной, мистер Которн, или как вас там?
— По-прежнему, Которн. Эдвард Которн.
— Вы хотите, чтобы я вышвырнул его вон? — осведомился Тони, направляясь к моему стулу.
— Скажите ему, что этого делать не следует, — предупредил я.
Карла Лозупоне глянула на меня, потом на Тони. Облизнула нижнюю губу розовым язычком.
— Вышвырни его, Тони.
Высокий мужчина с вьющимися черными волосами положил руку на мое левое плечо.
— Вы слышали, что сказала дама?
Я вздохнул и выплеснул содержимое моего бокала ему в лицо. Затем встал. Руки Тони взметнулись к лицу, и я ударил его дважды, чуть выше пояса. Он согнулся пополам, навстречу моему поднимающемуся колену, которое угодило ему в подбородок, а пока он падал, я ударил его ребром ладони по шее, не слишком сильно. И Тони распластался на полу. Я поднял с толстого ковра упавший бокал, прогулялся к столику с бутылками и налил себе шотландского. Вернулся к стулу, перешагнув через лежащего Тони, и сел.