— Знаете, Карла, у вас это неплохо получается.
— Что?
— Передавать угрозы третьих лиц. Более того, вам это нравится. Но я не придаю значения тому, что, по вашим словам, обещает сделать со мной кто-то еще. Во-первых, потому, что вы — лгунья, хорошая, но все же лгунья. А во-вторых, я прилетел в Сингапур по одной причине — найти Анджело Сачетти.
— Зачем он вам?
— Потому что я ему кое-что должен.
— Что именно?
— Я не узнаю, пока не расплачусь с ним.
— Анджело не хочет тебя видеть.
— Я не спутаю его планы на уик-энд.
Она встала, направилась к двери, но обернулась, не дойдя до нее пары шагов.
— Анджело попросил передать тебе несколько слов.
— Я весь внимание.
— Он дает тебе три дня.
— А что будет потом?
Она задумчиво посмотрела на меня.
— Он не сказал. Я спросила, но он не произнес ни слова.
— Что же он сделал?
— Подмигнул. И все. Просто подмигнул.
ГЛАВА 15
Несмотря на все разговоры об интернационализме, Сингапур остается китайским городом. Старшее поколение еще, возможно, мечтает о том, чтобы, выйдя на пенсию, уехать в Шанхай, Кантон или Квантунг. Но большую часть населения Сингапура составляет молодежь, забывшая или никогда не знавшая уз, связывающих стариков с материком, будь то Китай, Малайзия или Индия.
Однако и молодые и старые помнят, как плакал их премьер-министр, мистер Ли, частенько поднимавший тему «третьего Китая», когда ему пришлось объявить, что Сингапур вследствие политических и расовых конфликтов более не является частью Малазийской федерации. Именно тогда родилась новая республика, не уверенная в своих силах, робкая, балансирующая на тонкой струне политики, протянувшейся с востока на запад.
Как я понял со слов Лима Пангсэма, тесть Анджело Сачетти мог вызвать весьма опасные вибрации этой струны, контролируя воинственные ультралевые группировки, готовые в любой момент спровоцировать межнациональные столкновения. Затяжной конфликт между китайцами, малайцами и индусами мог нанести серьезный ущерб экономике Сингапура и свергнуть правительство. Анджело Сачетти, отец которого умер молодым, оставив после себя лишь надпись на надгробном камне — «Сонни из Чикаго», держал Сингапур за горло. И мне пришлось согласиться с Лимом Пангсэмом: в обозримом будущем Сачетти не собирался возвращаться в Соединенные Штаты.
Конечно, у Сингапура оставалась надежда на спасение. С холмов Голливуда в город прибыл могучий рыцарь, страдающий судорогами и галлюцинациями. Более того, на его сторону встала Секретная служба республики, состоящая из четырех человек, готовая помочь ему в свободное от основной работы время. Да еще дружелюбно настроенный контрабандист, предложивший свои услуги, поскольку он, как и рыцарь, был американцем.
Но я перечислил не все вовлеченные в конфликт силы. Был еще перепуганный советник мафии, или как она там называлась, меряющий шагами бесчисленные комнаты особняка на Фоксхолл-роуд и гадающий, предадут ли гласности его многолетние доносы. Был и Джо Лозупоне, одинокий, лишившийся друзей, не находящий себе места от страха, который мог доверить контакт с шантажистом только своей дочери. И Сэм Дэнджефилд, прослуживший двадцать семь лет в ФБР, который все еще удивлялся, что можно неплохо зарабатывать на жизнь преступлениями. Я задумался, чем он занят в этот вечер, и решил, что, скорее всего, пьет чье-то виски.
Что поражало меня более всего, так это отпущенный Сачетти срок — три дня, по прошествии которых мне надлежало покинуть Сингапур. Почему три дня, а не четыре или два, а то и вообще двадцать четыре часа? Ответ на эту загадку я мог получить только в одном месте, поэтому достал из кармана клочок бумаги и позвонил по записанному на нек номеру.
Мне ответила женщина, и ей пришлось кричать, чтобы я мог разобрать произнесенные ею слова на фоне гремящей музыки. Она проорала: «Слушаю» — и я попросил капитана Нэша.
— Кого?
— Нэша. Капитана Нэша.
— Минуту.
— Нэш слушает.
— Это Которн.
— Привет. Я чувствовал, что вы позвоните.
— Вы, кажется, говорили, что у вас есть лодка.
— Ну, не такая уж большая, но на воде держится.
— Она доплывет до «Чикагской красавицы»?