— Ты говорил, что все убийцы? — напомнил Халандовский.
— Все сделали попытку убить, но не у всех эти попытки удались. А у некоторых не было попытки убить, но убийство состоялось. Например, у несчастного Вулыха. Он оттолкнул своего напарника, дальнего родственника, оттолкнул сильнее, чем следовало, и тот в падении раскроил себе череп о тиски.
Некоторое время все молчали. Этих нескольких минут хватило Халандовскому на то, чтобы сходить к холодильнику и принести вторую бутылку водки, точно такую же — мохнатую от инея. Он разлил смирновскую по рюмкам, поднял свою в приветственном жесте и тем самым призвал присоединиться к нему. Все охотно согласились, тем более, что холодной свинины, с вкрапленными в нее всевозможными специями, оставалось еще достаточно.
Убедившись, что все выпили, закусили и были готовы к дальнейшему разговору, Халандовский вопросительно посмотрел на Пафнутьева.
— Я понял тебя, Паша… Скурыгин убил Объячева спицей, один строитель убил другого по неосторожности, Вохмянин повесил бомжа, самого Скурыгина убили высокопрофессиональные, прекрасно подготовленные ребята, которые знают, как стрелять, в кого, в какое место… А Маргарита? Сама?
— Нe совсем. Перед смертью Маргариты к ней на пять минут заглянула Вохмянина. Объячев, кажется, и в самом деле любил ее… Он написал и оформил дарственную на ее имя. Дом на самом деле сейчас принадлежит Вохмяниной. Она, как я предполагаю, эти бумаги показала Маргарите и сказала, чтобы та подыскивала себе жилье. Пора, дескать, тебе выметаться. Этого было достаточно, чтобы Маргарита сделала с собой то, что сделала. Она выпила столько снотворного, что заснула и не проснулась. Прекрасная смерть. Причем, Вохмянина меня предупредила о такой возможности. Или, лучше сказать, подготовила.
— И дом, действительно, отныне принадлежит ей? — спросил Шаланда.
— В связи с кровавыми событиями дарственную можно оспорить.
— А Вьюев? — спросил Худолей.
— Вьюева мы задержали уже после смерти Объячева с чемоданом бумаг. Он выкрал у Объячева всю его документацию. Полагаю, что с помощью Маргариты — она первая его любовь, может быть, даже взаимная. Без Маргариты он бы не смог. Так вот, останься Объячев жив, лишение всех этих документов убило бы его. Может быть, не в полном, не в физическом смысле слова, но морально, финансово… Наверняка. Поэтому я сказал, что Вьюева тоже можно с некоторыми оговорками считать убийцей. Как и обоих строителей.
— А их-то за что?
— Они нашли в доме тайник Объячева. Замурованный в стене миллион долларов. Он им не платил год и задолжал тысяч десять… Они решили взять миллион. Для Объячева это тоже была… своеобразная смерть.
— Какова роль Светы в доме? — спросил Шаланда.
— Чисто декоративная. Он привез ее, чтобы успокоить и Маргариту, и своего ревнивого телохранителя. Дескать, вот моя девушка… Хотя на самом деле предавался утехам с Вохмяниной. Но потом и на Свету положил глаз… А на нее невозможно не положить глаз.
— Кого же сажать? — растерянно произнес Шаланда.
— Вохмянина за убийство бомжа. Вот и все. — Пафнутьев виновато посмотрел на каждого. — Есть, правда, еще Вулых, но там уж как суд решит. Он не хотел убивать Петришко, это очевидно. Убийство явно неосторожное. Правда, его можно обвинить в попытке похитить миллион… Но, с другой стороны, Объячев им в самом деле не платил… Может быть, они свой труд в миллион оценили? А почему бы и нет?
— Может быть, кто виски хочет? — предложил Халандовский.
— А что, водка закончилась? — огорчился Пафнутьев.
— В этом доме водка не может закончиться, — с достоинством ответил хозяин.
— Тогда какое может быть виски! — возмутился Шаланда, первый раз произнеся слова хмельные и веселые.
— Боже, — простонал Пафнутьев, — как же я сегодня напьюсь, как же я напьюсь сегодня! — И он сладостно замычал в предвкушении неземного блаженства.
— Главное, Паша, чтобы ты себя не сдерживал, — заметил Халандовский. — Отдыхай, Паша. Ты, я вижу, так устал, так устал, что нет никаких сил смотреть на тебя трезвого.
— И не смотри. Закрой на минуту глаза, а когда откроешь, я буду другим. Мы все будем другими.