— Комнату заполнило горе об ушедшем ребёнке?
— Да. А спустя долгое время, целых двадцать лет, отец составил своё завещание и оставил одежду своего умершего сына дочери Джоан Харт. И эта записка возникла с её слов… То есть я хочу сказать, что именно её рука водила по этому листочку бумаги… Если, конечно, он подлинный. А ещё через два столетия некто Э.М. положил перчатку и записку в викторианскую шкатулку вместе с сообщением, что его — или её — прапрабабушка получила их от Дж. Харт, а бабушка уверяла, что они принадлежали Поэту. Речь действительно может идти о Дж. Харт. Она умерла в 1664 году.
— Я бы на этом не основывался, — сухо сказал эксперт.
— Разумеется, нет.
— Говорил ли мистер Кондукис что-либо о ценности этих предметов? Если, конечно, они окажутся действительно ценными… Я не могу прикинуть, какова может быть их стоимость в денежном выражении… Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
Пару секунд Перигрин и эксперт смотрели в глаза друг другу.
— Мне кажется, — сказал Перигрин, — он сознаёт это. Однако должен вам сказать, обращался он с этими вещами довольно небрежно.
— Что же, мы небрежности не допустим, — сказал эксперт. — Я дам вам расписку и попрошу вас лично проследить за тем, как будут уложены эти предметы.
Затем он на мгновение склонился над мёртвой сморщенной перчаткой и пробормотал:
— Если бы она оказалась настоящей!
— Страшно подумать, что случилось бы! — воскликнул Перигрин. — Пристальное внимание, стремление обладать…
— Тут запахло бы убийством, — категорично произнёс эксперт.
Спустя четыре недели осунувшийся, с запавшими глазами Перигрин дописал последнее слово в своей пьесе и поставил под ним ремарку «Занавес». Этим же вечером он прочёл её Джереми, которому пьеса понравилась.
От мистера Гринслэда не было никаких известий. Театр «Дельфин» все ещё стоял на своём месте. Джер посетил агентство по недвижимости, чтобы получить разрешение на осмотр здания, но услышал ответ, что театр изъят из их ведения и, по-видимому, снят с продажи. Служащие агентства держались натянуто.
Время от времени молодые люди заговаривали о «Дельфине», но теперь приключения Перигрина стали казаться такой фата-морганой, будто он сам все выдумал.
Музей дал предварительный отчёт, в котором сообщалось, что пока ничто не противоречит предполагаемому возрасту исследуемых предметов. Получить же заключение специалиста по древним манускриптам не представляется возможным, поскольку он находится в Америке. Экспертиза будет проведена по его возвращении.
— Во всяком случае, они не дали от ворот поворот, — сказал Джереми.
— Это уж точно.
— Ты переслал отчёт Гринслэду?
— Конечно.
— А как насчёт открытия сезона в театре «Дельфин» примерно об эту пору на следующий год новой пьесой Перигрина Джея «Перчатка»? — спросил Джереми, опуская свою покрытую веснушками руку на рукопись Перигрина.
— Иди ты!..
— Почему бы и нет? Пусть занавес вздымается и падает. Твоё дело — творить!
— Уже натворил.
— Хлеба и зрелищ!
— Слушай! — Перигрин судорожно смял клочок бумаги. — Я представляю себе возможную реакцию. Во-первых, моментально завопят, что нечто похожее уже было, а во-вторых, превратят бедную невинную вещицу в постоянную мишень для затрещин, со вкусом отвешиваемых нашей поэтической гильдией. Все шекспироведы встанут на дыбы во главе с Энн Хэзэвей. Пьесу сочтут дурно пахнущей и потопят ещё до спектакля.
— Лично я не нахожу ничего предосудительного.
— Да, но стоит только сказать «Шекспир», как поднимется буря. И какая!
— По-моему, сам Шекспир только и делал, что вызывал бури. Подумай, как в его время звучал «Генрих VIII». Ладно, давай дальше. Кому ты хотел бы дать роль Шекспира?
— А ты не понял?
— Сердитому елизаветинскому старцу, не так ли? Одинок. Непредсказуем. Хитёр. Блистателен, как само солнце. Пегас из конюшни Хэзэвей. Неотразимый мужчина, точь-в-точь как на портрете Графтона.
— Ты угадал. Кто ещё может выглядеть и играть, как он?
— Господи! — пробормотал Джереми, проглядывая список действующих лиц и предполагаемых исполнителей.
— Вот именно. Я же говорю, что нельзя не догадаться.
— Боже, Маркус Найт!
— Конечно. Он поистине портрет Графтона, но написанный огнём. Вспомни его Хотспера! А Генрих Пятый? Меркуцио? А какой Гамлет!..