Это была половина шестерки пик.
Инспектор перевернул ее. Рубашка карты красная, на рисунке изображены букетики ландышей. Он взглянул на карты, валявшиеся на столе. Тот же рисунок. Старик вопросительно посмотрел на Эллери. Тот кивнул. Они шагнули вперед и потянули мертвеца. Им удалось чуть-чуть приподнять его, потом они отодвинули крутящееся кресло назад на несколько дюймов и снова опустили тело, так что только голова лежала на краю стола. Теперь все карты были открыты.
— Видишь, шестерка пик взята со стола,— прошептал Эллери,— и указал на расположенные рядом карты.— Очевидно, доктор Ксавье перед убийством раскладывал пасьянс. Самый обыкновенный пасьянс. Тринадцать карт откладываются в кучку, из нее потом можно брать карты. Затем четыре карты выкладываются в ряд открытыми, пятая карта, также открытая, кладется в отдельный ряд. Пасьянс уже подходил к концу. Посмотри, в этом ряду лежит десятка треф, ее почти полностью покрывает девятка червей, на девятке — восьмерка пик, на ней семерка бубен, потом — пустое место и затем пятерка бубен.
— Значит, шестерка пик была между семеркой и пятеркой бубен,— пробормотал инспектор.— Хорошо... Он вытащил ее из этого ряда. Я не понимаю... А где же вторая половинка шестерки? — спросил он внезапно.
— На полу под столом,— сказал Эллери. Он обошел стол, нагнулся и поднял скомканную в шарик карту. Эллери разгладил ее и приложил к куску, взятому из правой руки доктора. Половинки точно сошлись.
На обоих кусочках виднелись овальные отпечатки пальцев. Очевидно, больших пальцев. Отпечатки шли вверх по диагонали около линии разрыва.
— Это, несомненно, отпечатки пальцев доктора, когда он разрывал карту,— продолжал инспектор задумчиво. Он внимательно осмотрел большие пальцы мертвеца.— Да, они грязные. Это, конечно, проклятая сажа от пожара, все покрыто ею. Ну, Эл, теперь я понимаю, что ты хотел сказать.
Эллери пожал плечами, повернулся к окну и выглянул на улицу. Доктор Холмс, согнувшись почти пополам, сидел на кушетке, держась руками за голову.
— В него выстрелили дважды, и убийца скрылся, думая, что он мертв, но он еще не был мертв. В последний сознательный момент своей жизни он вытащил эту шестерку из пасьянса, который раскладывал, разорвал ее пополам, скомкал и выбросил вторую половинку. И только после этого умер. А зачем, черт возьми, он это сделал? А?
— Ты задаешь академический вопрос,— ответил Эллери, не поворачиваясь.— Хотя знаешь все так же хорошо, как и я. Ты, конечно, заметил, что на столе не было ни бумаги, ни каких-либо других письменных принадлежностей.
— А в верхнем ящике?
— Я посмотрел и там. Именно оттуда он достал эти карты, там был еще обычный для этого дома набор разных игр, но ни бумаги, ни карандаша, ни ручки.
— А на нем — в его пиджаке, брюках?
— Нет.
— А в других ящиках?
— Они заперты, и ключа у него при себе не было. Может быть, в другом костюме или еще где-нибудь, куда у него не хватило сил дотянуться.
— Ну тогда,— сказал инспектор,— все ясно. Он не имел возможности написать имя своего убийцы, поэтому оставил карту, так сказать, вместо письма. Вот эту нескомканную половину карты.
— Точно,— пробормотал Эллери.
Доктор Холмс поднял голову, веки его покраснели.
— Что? Он оставил...
— Да, доктор. Между прочим, я не ошибаюсь, ведь доктор Ксавье не был левшой?
Доктор Холмс глуповато уставился на Эллери. Эллери вздохнул.
— Ну конечно, не был. Я проверил это в первую очередь.
— Ты проверил? — изумился старик.— Но каким образом?
— Есть много способов поймать кошку, как говорил один рабочий живодерной станции. Я осмотрел карманы его пиджака, того, который лежит на кресле,— трубка и кисет находятся в правом кармане. И похлопал его по карманам брюк. Мелочь тоже лежит в правом кармане, левый пустой.
— Да, он не был левшой, это совершенно точно,— сказал наконец доктор Холмс.
— Так, так, хорошо, это совпадает с тем, что карта найдена в его правой руке, а также с направлением отпечатков пальцев на углах карты. Великолепно! Но мы топчемся на месте, ни шагу вперед. Что, во имя всего святого, может означать этот кусочек карты? Доктор, вы не знаете, кого он имел в виду, оставляя шестерку пик?
Продолжавший смотреть в одну точку доктор Холмс вздрогнул.
— Я? Нет, нет, я ничего не могу сказать, я, право, не знаю...
Инспектор подошел к двери библиотеки и распахнул ее. Миссис Уири, миссис Ксавье и брат покойного были на тех же местах, где и раньше, но мисс Форрест исчезла.
— А где же барышня? — грубо спросил инспектор.
Миссис Уири вздрогнула, а миссис Ксавье, по всей вероятности, не слышала вопроса. Она продолжала порывисто раскачиваться в кресле. Марк Ксавье ответил:
— Она вышла...
— Чтобы предупредить миссис Карро, я полагаю,— оборвал его инспектор.— Хорошо, пускай. Но Боже вас сохрани выйти отсюда. Ксавье, войдите сюда.
Марк медленно расправил плечи и последовал за инспектором в кабинет. Там он, всячески избегая смотреть на мертвого брата, судорожно глотнул, глаза его бегали из стороны в сторону.
— Предстоит довольно неприятная работа, Ксавье,— сказал старик,— и вы должны нам помочь. Доктор Холмс!
Англичанин заморгал.
— Вы, вероятно, сможете ответить мне. Как известно, мы здесь отрезаны от всех до тех пор, пока шериф из Эскуэвы не сможет пробраться сюда. Совершенно невозможно угадать, когда это произойдет. В то же время, когда совершается убийство, я не имею никакого права похоронить тело жертвы, хотя в данном случае и был уполномочен шерифом вести расследование. Похороны придется задержать до обычного следствия и официального разрешения. Понятно?
— Вы хотите сказать,— хрипло проговорил Марк,— что его придется держать в таком виде? Но Боже мой, послушайте...
Доктор Холмс встал.
— К счастью,— сказал он,— в лаборатории есть холодильник, мы пользуемся им для экспериментов с бульонами, которые требуют низкой температуры. Я думаю,— продолжал он с усилием,— мы сможем устроить это...
— Прекрасно! — Инспектор хлопнул молодого человека по спине.— Вы неплохо соображаете, доктор. Как только труп будет убран, я уверен, вы все сразу почувствуете себя лучше. Ну, Ксавье, теперь помогайте, и ты, Эл, тоже. Это будет нелегкая работа.
Они вернулись из лаборатории в кабинет бледными, капли пота покрывали их лица. Лаборатория представляла собой большую, неправильной формы комнату, заставленную электрической аппаратурой и фантастическим количеством причудливо изогнутых стеклянных сосудов.
Солнце уже высоко поднялось в небе, и в кабинете было невыносимо жарко и душно. Эллери распахнул окно. Инспектор снова открыл дверь в библиотеку.
— А теперь,— сказал он мрачно,— настало время заняться настоящим сыском. Боюсь, это будет не очень-то легко. Я хочу, чтобы вы все поднялись со мной наверх и....— Он остановился.
Откуда-то из глубины дома доносились грохот металлических предметов и крики. Один из голосов, визжащий от ярости, принадлежал «мастеру на все руки» Боунсу. Другой, низкий и отчаянный рев, немного был знаком Эллери.
— Какого черта...— начал инспектор обернувшись.— Я думал, что никто не может пробраться сюда.— Он вытащил револьвер и бросился по коридору в направлении, откуда доносились эти звуки.
Эллери мчался за ним по пятам, остальные, изрядно перепуганные, бежали следом.
Инспектор повернул направо, туда, где второй коридор скрещивался с основным, рванулся к главной лестнице и дальше к дальней двери, которую он и Эллери видели мельком, когда вошли в дом прошлой ночью. Он поднял револьвер, распахнул дверь и очутился в безукоризненно чистой, облицованной кафелем кухне. В центре, среди массы погнутых и измятых кастрюль и разбитых черепков, двое мужчин сцепились в отчаянной схватке. Один — тощий старик в спецовке, с глазами, вылезающими из орбит, выкрикивающий проклятия и схвативший своего врага с силой маньяка.